Паша работал не покладая рук, чтобы прокормить семью. Трое детей – это вам не шутки. Настругал он их быстро и не нарочно, но не стал прятаться от ответственности, как шкодливый кот, нассавший под диван.
Жена Лена стала жирной коровой, обросшей целлюлитом и перманентной головной болью, препятствовавшей исполнению супружеского долга. После пары лет воздержания, разбавляемого мастурбацией и редкими совокуплениями по праздникам, Паша решился на измену. Он был из тех, для кого поход налево не является нормой, но семейная жизнь высосала из него все соки вкупе с желанием хранить верность.
Сил на новые знакомства у Паши не было, а заводить интрижку на работе казалось неблагоразумным, так же, как и насаживать соседок; хотя некоторые из них были вполне привлекательны и одиноки. Решение напрашивалось само собой, но к продажным женщинам Павел относился крайне брезгливо. И это несмотря на то, что на паре его бывших, включая супругу, и пробу негде было ставить. Сие ни в коей мере не мешало ему пользоваться ими и в хвост, и в гриву.
«В хвост» Лена, между прочим, никогда не давала, что крайне удручало охочего до подобных утех Павлушу. Но он стоически терпел, с первых дней надеясь, что когда-нибудь она созреет. Слова же самой Елены о том, что она не сделает этого никогда и ни за что, его, почему-то, не убеждали.
В общем, к моменту, когда Паша решился «прикупить себе тёлочку», его яйца так одеревенели, что никакая мышка бы не разбила их ни хвостиком, ни топорищем.
Он в решительной неуверенности зашёл в недорогой отель – нужно было экономить, чтобы купить старшему портфель в первый класс – и подошёл к стойке регистрации. Соответствующая беззвёздности отеля ресепшионистка недовольно улыбнулась и поздоровалась так, что лучше бы прокляла.
– Есть свободные комнаты? – проскрипел Паша. Испуг на пару с волнением сжал горло, так что он чувствовал себя хуже, чем пресловутый нассавший кот.
– Комнаты? – хмыкнула женщина. – Смотря какие.
Паша хотел сказать, что его интересует самая дешёвая, но под пристальным взглядом побоялся признаться в собственной неплатёжеспособности. Ведь не будет он, в конце концов, объяснять, что не тянет фешенебельный отель, потому что у него дома три спиногрыза и свиноматка, вечно просящие кушать.
– Одноместные. Попроще…
– Одноместные попро-още, – повторила женщина, уткнувшись в монитор компьютера, такого же ветхого, как и эта ночлежка. – Да, есть. Общий санузел, тысяча за ночь.
– Тысяча? – переспросил Паша, рассчитывавшей рублей на семьсот.
– Тысяча.
– Угу…
Павел поджал губы, но полез за бумажником.
– Если кого-то будете приглашать, – хмыкнула администраторша, – то полторы.
Вскоре на стойке появились две бумажки: тысяча и пятьсот рублей.
– Выезд из номера до двенадцати.
– Я раньше уйду.
Ресепшионистка оперлась рукой на стойку и вздохнув, «вежливо» поинтересовалась:
– Свидание?
Паша сглотнул и молча кивнул.
– Ох, вы любвеобильные. Есть номера по пять сотен за час.
Паша выдержал паузу. Не по своей воле, но довольно эффектно. Собрался с мыслями и попросил номер на один час.
– Если что, можно будет продлить?
Женщина снова хмыкнула и кивнула.
– Продлим.
– Спасибо…
– Да пока не за что. Паспорт.
Паша нерешительно протянул паспорт, боясь , что жена сможет его вычислить, как в детективных кинолентах.
– Вот ключ, номер двадцать первый. Второй этаж, первая дверь слева.
– Спасибо.
– Пожалуйста-пожалуйста.
Паша направился по указанному маршруту, мысленно сбрасывая с себя помои презрения, вылитые администраторшей. «Сама-то есть никто, – думал он, пытаясь вернуть самообладание и повысить втоптанную в грязь самооценку. – Чёртова сука. Продлит она. Язык лучше свой укороти».
Придя немножечко в себя в захолустном номере, навевавшем тоску постсоветского пространства, Паша полез за телефоном. Чуть помешкав, набрал номер, выписанный с одного сайта интимного назначения. Попросту говоря, сайта с проститутками. Он заранее подобрал неказистенькую дешёвую бабёнку, в круг «интересов» которой входили оральные ласки, по которым он так сильно соскучился. Более жесткие меры Павлуша решил пока не предпринимать, ибо боялся, что уже забыл, как это делается.
– Как чёртов Холден, – прыснул Паша, вешая трубку после вызова продажной бабы. – Что ж ты делаешь со мной, Ленка?..
С минуту он помолчал в оглушительном стуке собственного сердца и подошёл к окну, чтобы посмотреть на бессмысленных прохожих и бездушные машины, мчащиеся по «важным» делам. Все куда-то идут, спешат, чего-то боятся. Боятся не успеть, боятся опоздать, боятся что-то сделать и боятся не делать ничего, поэтому страдают или наслаждаются всякой фигнёй.
А он? Что он? Чего он боялся? Проще было перечислить, чего он не боялся. Он не боялся бабушкиных пирожков, которые ел каждое утро в деревне, когда был маленьким. Конечно, было бы странно боятся пирожков, тем более любимой бабули. Но ему было страшно, что эти воспоминания – единственное, что есть хорошего в его жизни. Были ещё школьные друзья и футбол во дворе, вертихвостка Катя из параллельного класса и первый минет на первом курсе в общаге. Но всё это уже было. Всё стало прошлым, а настоящее пугало серостью, однообразностью и безнадёжностью. Всё шло по накатанной, а точнее скатывалось вниз. В глубокую-глубокую жопу, из которой пока что был виден свет в конце «тоннеля», но крайне тускленький и ослабевающий с каждым днём, шагом и вдохом.
