ЛИЦА РАЗГОВАРИВАЮЩИЕ:
СОКРАТ И МЕНЕКСЕН.
Сокр. С площади, или откуда Менексен[1]?
Мен. С площади, Сократ, и из совета.
Сокр. Зачем же ты в совет? Впрочем, не явно ли, что почитаешь себя достигшим совершенства в образовании и философии[2]и, сознавая в себе уже довольно сил, думаешь обратиться к большему; находясь еще в таком возрасте[3], намереваешься, почтеннейший, начальствовать над нами, стариками, чтобы ваш дом[4]никогда не переставал давать нам какого-нибудь попечителя.
Мен. Постараюсь, если только ты позволишь, Сократ, и посоветуешь начальствовать; а когда нет, – не будет этого. Теперь же я ходил в совет, получив известие, что там намерены были избрать человека, имеющего говорить на случай[5]убитых в сражении воинов. Ведь ты знаешь, что готовится им торжественное погребение[6].
Сокр. Конечно; кого же избрали[7]?
Мен. Никого; отложили на завтра. Впрочем, будет избран, думаю, Архин, либо Дион[8].
Сокр. Так-то вот, Менексен, должно быть, по многим причинам хорошо умереть на войне: и погребение сделают прекрасное и пышное, хотя бы кто умер бедняком; и почтут похвалами, хотя бы был человеком пустым. А будут хвалить мужи мудрые и хвалящие не наобум, но приготовляющие речи задолго[9]; и хвалят они так хорошо, что говорят все, что к кому идет и не идет, и как-то изящно расцвечивая речь словами, обворожают наши души. Они всячески превозносят и город, и умерших на войне, и всех прежних наших предков, и нас самих, еще продолжающих жить; так что, хвалимый ими, я, Менексен, сильно возношусь духом и каждый раз, слушая их, стою как очарованный: мне представляется, что в ту минуту я сделался и больше, и благороднее, и прекраснее. Притом, за мною почти всегда следует и вместе со мною слушает толпа иностранцев, и я тогда бываю для них почтеннее; ибо, убеждаемые говорящим, и они, мне кажется, таким же образом смотрят как на меня, так и на весь город, то есть, почитают его более удивительным, чем прежде. И эта почетность остается при мне более трех дней: речь и голос говорящего такою флейтою звучат в ушах, что едва на четвертый, или на пятый день я бываю в состоянии опомниться и почувствовать, где я на земле, а до того времени думаю только, не на островах ли я блаженных душ. Так ловки у нас риторы!
Мен. Ты, Сократ, всегда шутишь над риторами. Впрочем, тот, кого изберут теперь, будет говорить, думаю, не слишком свободно; потому что избрание совершится вовсе неожиданно[10], так что говорящему, может быть, необходимо будет говорить прямо, без приготовления.
Сокр. С чего ты[11]взял, добряк? У каждого из нихD речи заранее готовы; да об этом-то и без приготовления говорить нетрудно. Вот если бы надлежало хвалить Афинян в Лакедемоне, или Лакедемонян в Афинах; то, конечно, нужен был бы ритор добрый, умеющий убедить и представить предмет в хорошем виде: а кто подвизается среди тех, кого хвалит, тому хорошо говорить, – кажется, дело невеликое[12].
Мен. Думаешь, нет, Сократ?
Сокр. . Конечно нет, клянусь Зевсом.
Мен. А думаешь ли, что ты был бы в состоянии сам сказать, если бы надлежало, и совет избрал тебя?
Сокр. Да мне-то, Менексен, нисколько неудивительное. быть в состоянии сказать; потому что у меня была не слишком плохая учительница риторики, а такая, которая сделала добрыми риторами и многих других, и одного отличнейшего из Эллинов, Перикла, сына Ксантиппова[13].
Мен. Кто же она? Впрочем, явно, что ты говоришь об Аспазии.
Сокр. Говорю также и о Конне[14], сыне Митровиевом. Они оба были моими учителями. Последний учил пеня музыке, – а первая риторике. Так человеку, таким образом, воспитанному, нисколько неудивительно быть сильным в слове. Нет, и тот, кто воспитан хуже меня, кто музыке учился у Лампра, а риторике у Антифона рамнусийского, – и тот, однако ж, был бы в состоянии прославить Афинян-то, хвала их среди Афинян.
Мен. Что же имел бы ты сказать, если бы надлежало тебе говорить?
Сокр. Сам по себе, может быть, ничего. Но я только вчера слышал, как Аспазия произнесла надгробную речь на этот самый случай. Ведь и она слышала о том, что ты говоришь, что, то есть, Афиняне намерены избрать человека для произнесения речи, и частью мне тогда же объяснила, что надобно говорить, частью указала на прежний опыт исследования, когда слагала ту надгробную речь, которую произнес Перикл, склеив некоторые из ней отрывки.
Мен. А помнишь ли ты, что говорила Аспазия?
Сокр. Чтобы мне не помнить[15]? ведь когда я учился у ней, тогда за свою забывчивость едва ли не получал ударов.
Мен. Почему же бы тебе не пересказать?
Сокр. Да как бы не рассердилась на меня учительница, если перескажу ее речь.
Мен. Нисколько[16], Сократ; скажи, и ты доставишь мне большое удовольствие, – Аспазииною ли угодно тебе почитать эту речь, или чьею бы то ни было, только скажи.
Сокр. Но, может быть, ты будешь смеяться надо мною, если тебе покажется, что я, старик, еще ребячусь[17].
Мен. Нисколько, Сократ; непременно скажи.
Сокр. Да уж надобно доставить тебе это удовольствие – почта так же, как я доставил бы тебе его, если бы ты приказал мне раздетьсяиплясать[18], потому что мы наедине. Слушай же. Она, если не ошибаюсь, начала свою речь от самих умерших, и говорила так: Они на деле
