– Не знаю, кум, зачем Карлу VIII понадобилось завоёвывать Неаполь, если ему в наследство от отца досталось такое прекрасное королевство, как Франция, – пожав плечами, сказал шестидесятитрёхлетний Бернардо де Нери.
В этот тёплый сентябрьский день 1493 года он сидел под навесом в саду собственного дома на улице Розье и потягивал охлаждённый кларет в компании родственника своей жены Жака Доруа. Нери был флорентийским торговцем, лет тридцать назад открывшим банкирскую контору в Париже. В его характере южный темперамент прекрасно уживался с железной хваткой в делах. Что же касается его кума, то, как истинный парижанин, Доруа был расчётлив и сметлив.
– Да, покойному королю было не до походов в чужие страны, – согласился он с хозяином. – Всю жизнь ему пришлось бороться с собственными вассалами. Поэтому главным своим успехом он считал победу, одержанную над самым могущественным из них – Великим герцогом Запада. Теперь же из-за излишней воинственности нашего молодого короля мы можем лишиться и того, что имеем.
– В самом деле, мэтр Жак, из-за войны дороги станут небезопасны, что затруднит торговлю с Флоренцией. А ведь нигде так не смыслят в искусстве Калемалы, как в моём родном городе, – в голосе Нери прозвучала гордость за своих земляков.
– У меня весь склад завален шерстью и грубым сукном, – пожаловался Доруа, который тоже торговал тканями.
– Папа тоже против этого похода.
– Было бы хорошо, если бы наш король послушался его.
– Вряд ли, разве только у Карла VIII не хватит денег для найма солдат.
– Лично я не дал бы ему ни скудо!
– И я тоже, кум, клянусь святым Иоанном!
– А ты что думаешь, Этьен? – неожиданно обратился Доруа к своему сыну.
Восемнадцатилетний парень, стоявший за его спиной, вздрогнул и сказал с видом человека, внезапно оторванного от своих размышлений:
– Простите, отец, я не расслышал…
– Я хочу знать твоё мнение по поводу похода, который затевает наш король.
Прежде, чем Этьен нашёлся с ответом, Нери, подмигнув ему, заметил:
– В возрасте моего крестника, мэтр Жак, меня больше интересовали дела амурные, чем политика и цены на шерсть.
– Ладно, прогуляйся по саду, Этьен, – милостиво кивнул Доруа.
Посмотрев вслед сыну, поспешившему воспользоваться дарованной ему свободой, он затем задумчиво добавил:
– Да, Этьена пора женить. Кстати, он давно заглядывается на Вашу дочь.
– Пока ещё рано говорить об этом, кум. Лоренца слишком молода для замужества.
– Мадемуазель де Нери – ровесница моей дочери. А я, как Вам известно, уже обручил Жанну с младшим сыном сеньора де Монгильона.
– У нас во Флоренции девушек обычно выдают замуж после восемнадцати лет, – проявил неожиданное упрямство банкир. – Лоренце же нет ещё и пятнадцати.
– Простите, вероятно, у Вас на примете есть другой жених…
– Нет, кум. Просто Лоренца – свет в моём доме.
– Всё равно рано или поздно появится мужчина, который уведёт её в свой дом.
В это время к приятелям шаркающей походкой приблизился старый привратник.
– Что случилось, Пьер? – поинтересовался у него банкир.
– Вас желает видеть по важному делу какой-то благородный сеньор, хозяин.
– Он назвал своё имя?
– Нет.
– Но я не приглашал больше никого, – Нери недоумённо развёл короткими руками. – К тому же, сегодня воскресенье и моя лавка закрыта.
– Этот сеньор сказал, что ему нужно? – снова обратился он с вопросом к привратнику.
– Только то, что не уедет, покуда не поговорит с Вами.
– Ну, хорошо, проводи его в мой студиоло.
Оставим теперь на время хозяина и его гостя и последуем за Этьеном.
Сад Нери был небольшой, но ухоженный. Ближе всего к навесу стояла каменная цистерна с водой, дальше были разбиты грядки с овощами. Главной же гордостью хозяев являлся розарий в конце сада, куда, получив разрешение отца, и устремился юноша. Однако по мере приближения к заветной цели ноги его постепенно замедляли свой шаг и, наконец, он остановился.
Теперь только зелёная шпалера в рост человека отделяла его от этого райского уголка, где между кустами роз на дерновой скамье уединились две девушки. Одна из них была родной сестрой Этьена, а другая – дочь банкира де Нери. Внешне Жанна Доруа напоминала тех прелестных рыжеволосых мадонн, которых так любили изображать живописцы северной школы, хотя в ней ещё ощущалась угловатость подростка. В отличие от своей подруги, Лоренца казалась уже вполне сформировавшейся девушкой. Чёрные волосы и карие глаза в сочетании с розоватым цветом лица свидетельствовали о наличии смешанной крови в её жилах, как и лёгкая неправильность в линии носа. Очертания же вишнёвых губ и подбородка были безупречны. Изящными длинными пальцами она машинально ощипывала лепестки розы, опадавшие на тщательно посыпанную песком дорожку.
– О чём ты задумалась, Жанна? – после паузы спросила Лоренца.
– Я? Ни о чём, мадемуазель.
Слова подруги явно застали дочь мэтра Жака врасплох. Слегка покраснев, она затем поспешила исправиться:
– Вернее, я думала о своей свадьбе.
– Значит, она назначена на следующую осень?
– Да, ровно через год мы с Франсуа станем мужем и женой.
– Так скоро…
– Но ведь мы с Вами, надеюсь, и после этого будем видеться.
– Возможно, когда ты станешь благородной дамой, то забудешь обо мне.
