Я летел из Питера в Барселону по служебным делам с промежуточной посадкой в Мадриде. Знаете конфетки «Чупа-Чупс»? – мое детище. С нашей, российской, стороны, естественно. Неплохо, между прочим, придумано – палочка в карамельке, наследница русского леденцового петушка. Фокус в том, что такой карамелькой со стабилизатором нельзя подавиться. Опять же – пальцы не прилипают. Потому любовь и коммерческий успех. Наше российское «ноу хау». Только мы об этом не помним.
Путь был неблизкий, и я заснул. Проснулся от криков. По проходу, хватаясь за спинки кресел, пробежала в хвост самолета бледная стюардесса. Затем в динамиках салона раздался голос командира корабля. Он сказал, чтобы мы пристегнулись и соблюдали спокойствие, – самолет будет делать вынужденную посадку. Я, еще не успев как следует осмыслить ситуацию, даже обрадовался тому, что в моей жизни, расписанной по дням и часам на год вперед, еще может происходить что-то непредвиденное. По знаку я Стрелец, стрельцы же, как известно, ненавидят рутину и легки на подъем.
Тем временем стюардесса пробежала обратно, будто то, что она искала в хвосте самолета, находилось совсем в другом месте, – ракетница, индивидуальный пакет, тампакс – на случай удара о землю. В динамиках защелкало, и снова заговорил командир корабля. Он сообщил, что экипаж захвачен террористами и что самолет сделает вынужденную посадку на острове Мадера. Он добавил также, что жизни пассажиров ничто не угрожает, и попросил нас сохранять спокойствие.
Так, подумал я. Час от часу не легче. Впрочем, легче. Во всяком случае, дальнейшая история будет развертываться на земле. Возможно, нас возьмут в заложники и потребуют за каждого выкуп – по триста тысяч долларов с носа или килограмму героина. В случае отказа будут убивать по одному. Или потребуют в обмен на нас выпустить из тюрьмы кучку каких-нибудь бандитов. Мадера, Мадера, где же эта Мадера? Пляжи, пальмы, панамы… Бархатный сезон.
– И что вы обо все этом думаете? – спросила меня моя соседка, наличие которой я почему-то обнаружил только теперь. Правильные черты ее европеоидного лица меня не вдохновляли на беседу, но я приветливо улыбнулся:
– Думаю, что будем купаться и загорать.
– Меня зовут Катрин, – сказала она.
– Борис, – вежливо наклонил я голову.
– Откуда они взялись, эти террористы? Я не видела никаких террористов. А вы? – Она старалась говорить небрежно, но это ее и выдавало. И еще рука, нервно щелкающая по зажигалке, которая не зажигалась. Я щелкнул своей и услужливо поднес к ее зажатой в свежих губах тонкой сигарете огонек пламени. Молодая женщина кивнула, глубоко затянулась и закашлялась… Даже стало ее жалко, бедняжку.
– Я тоже не видел, – сказал я, – но знаете, – я наклонился к ней и сделал заговорщицкое лицо, – каждый из нас в душе хотя бы однажды был террористом.
Тут в салоне раздались восклицания, и я увидел, как под нашим крылом в ожерелье прибоя проходит бело-оранжево-зеленый остров. Странное ощущение – приземляться в раю под дулами автоматов.
Впрочем, автоматы появились, только когда самолет приземлился, – три смуглых молодца: по одному на каждый из салонов. Мы с Катрин сидели в хвостовом курящем – так называемом туристском классе. Где-то тут среди нас должен был находиться аэрофлотовский вооруженный агент, призванный нас защищать в подобных ситуациях. Где он? Притворился сухим сучком и упал в мусорный ящик или ждет подходящего момента, чтобы пустить в ход свою пушку? Или наша уже не государственная компания решила сэкономить на охране в этом традиционно безопасном рейсе. Динамик снова ожил и на английском языке с сильным, скорее всего, арабским акцентом поздравил нас с благополучным приземлением. Далее он сообщил, что самолет заминирован и потому во избежание неприятных последствий всем следует находиться на своих местах. Он также заявил, что акция носит политический характер и при благоприятном исходе переговоров заинтересованных сторон, пассажирам нечего опасаться за свою жизнь. Хм… а при неблагоприятном? Интересное кино…
Тем временем самолет тихо откатился на запасную полосу и встал. В оконце в километре от нас виднелись какие-то складские ангарные постройки и парочка допотопных винтовых транспортников. И это все – ни пальм, ни белых отелей с оранжевой черепицей, ни синей воды. Впрочем, все аэропорты мира схожи, как сестры и братья, а их задворки и вовсе близнецы.
Переговоры, о которых никто ничего не знал, длились два часа. Дети капризничали, пассажирам наконец разрешили ходить в туалет, ставший вдруг местом всеобщего паломничества, вентиляция не работала, и в салоне стало затхло и жарко. Окошки было велено зашторить, и о происходящем снаружи можно было только догадываться. Возможно, нас уже обложили со всех сторон местные коммандос, и с минуты на минуту начнется штурм.
– Где же ваше купание? – спросила Катрин, видимо, желая узнать мою версию происходящего.
Версия у меня была. Судя по звукам и легким толчкам, отзывающимся в корпусе самолета, шла дозаправка. Значит – не договорились. Впрочем, не совсем. Хвостовая дверь нашего салона вдруг отворилась – внутрь дохнуло светом и морем, – и тот же голос по динамику сказал, что половина пассажиров будет освобождена, по пятьдесят человек из каждого салона. Освобождали в первую очередь женщин и детей. На гражданство, похоже, не обращали внимания, однако из американцев почти никого не выпустили. Значит, акция действительно политическая, и ставки в торгах будут повышаться.
