Ж/д платформа Беляево Усманского района Липецкой области (Усманского уезда Тамбовской губернии) основана в 1848 году при строительстве Николаевской железной дороги. В том же году произошла революция во Франции, Венгрии и Германии. В Лондоне был опубликован "Манифест Коммунистической партии" К. Маркса и Ф. Энгельса. В США это был год начала эры жевательной резинки. А в столице России Санкт-Петербурге в том же году были установлены первые почтовые ящики темно-синего цвета, сколоченные из досок и обшитые листовым железом.
В домах, построенных из кирпичей красного и нежно-оранжевого цвета с клеймом «Monopol», подле обустроенной станции Беляево, поселили семьи путейцев и обходчиков. Через восемьдесят лет к ним присоединились работники организованного вокруг этой территории заповедника. На запасных путях платформы стояли вагон-магазин и вагон-клуб. Дети ходили в начальную школу, тут же, на остановочной площадке, располагался уютный магазинчик, аккуратное здание вокзала. Фельдшер следила за здоровьем жителей о.п. Беляево. Функционировало несколько смежных производств, конюшни, военная часть, железнодорожный переезд… Люди жили! Любили! Работали!
Нынче всё так же. Несмотря на то, что юбилейный 170-й год жители платформы Беляево встречают без школы, магазина, доктора, вокзала, газа и дороги, они любят свою Родину, которую не променяют ни на какое другое место на земле.
Сказки, представленные в данном сборнике, написаны на остановочной площадке Беляево. Под метроном стука колёс проезжающих мимо составов. Под пение лесных птиц поутру. Под воркование лягушек и тявканье косуль. С их благосклонного позволения, и при непосредственном участии.
Все истории правдивы и грустны. Как честна и драматична жизнь, порой.
Слова, как капли дождя. Они падают, и растворяются в земле, оставляя лишь на мгновение свой след.
На краю леса, подчёркнутого карандашными линиями железнодорожного полотна, стоит невысокая неказистая сосна. Засыпан снегом её корень. Широкий и могучий. Расположился белым питоном подле ствола и уснул. Вспугнёт его рассвет, потянет на себя одеяло утра и пропало дело. Нет белого питона. Исчез. А вместо него – куриная лапа без избушки. И так – целый день. Картинки меняются одна за другой. Покуда чёткий рисунок сосны и её веток не будут затканы гобеленом заката. Да так бережно, так подробно. До самой нежной её иголки…
А после – как нарочно: «Всем спать!»
И не поспоришь. Знай – лежи себе тихонько и скреби тёмно-синюю краску неба.
Но тут уж неизвестно, что произойдёт скорее: сам заснёшь или отколупнёшь краски побольше и откроешь новую звёздочку. Видишь, сколько их? Многим не спиться об эту пору!
Ну, а пока ты занят своим важным делом, я расскажу тебе сказку. В лесу они буквально на каждом шагу. Растут, как грибы. Надо быть очень внимательным, чтобы заметить лесных жителей , подслушать, о чём они говорят или даже подружиться с ними…
Последнее представление осени…
Неким глубоким серым утром я шел по лесу. Если наступает рассвет, то и солнце вынуждено отрывать голову от своих несвежих осенних подушек. Только даже оно не в состоянии разогнать хмурую хмарь ноября.
Ветер наломал спички стволов, побросал куда попало и ушёл. Надеется, что снег вскоре прикроет его шалости. Урожай листвы собран и сметён в сугробы. Яркие их пятна нелепы и местами уже потеряли обаяние осторожности, стройную хрупкость. И не хрустят больше. Ни в руках, не под ногами. Влажные и раскисшие, они периодически ставят подножку и я спотыкаюсь. Птицы,те давно привыкли к моим регулярным прогулкам, потому занимались своими делами и прерывались лишь затем, чтобы посмеяться над моей неуклюжестью.
– Да что такое?! – в очередной раз едва сохранив равновесие, удержался плечом за кстати склонённый в сторону тропинки дуб и решил передохнуть, составив ему компанию. Отдышавшись, пару раз нарочито выдохнул, полюбовался самодельным туманом. Замер, чтобы послушать, как лес потягивается после неспокойной холодной ночи, разминает косточки веток, сучьев, стволов.
– Вот, тут… да нет,– тут же, пониже,– шепчет дуб осине. И та тянется и почёсывает невпопад серую коросту коры с трещинами по самую заболонь.
– Ну, ничего, ничего, потерпи. Подморозит и подсушит.
– Ага, после снегом заметёт и намокнет.– брюзжит дуб.
– Ну, не ворчи, старик. Пора бы уж и привыкнуть. За столько-то лет.
– Это кто у нас старик?! Я?! – зашатавшись из стороны в сторону возмущается дуб.
– Нет, это я так, фигурально. Успокойся ты,– похлопывает осина товарища по израненному боку.– Ты у нас ещё хоть куда. Мне вот давно пора леших пугать на болоте. Срок подходит…– загрустила осина.
– Это как?! Мы ж с тобой , вроде, ровесники!– замер на месте дуб, да так, что те жёлуди, которые благополучно перенесли первый месяц осени и надеялись продержаться до весны, осыпались с него, как градины.– Мне сто пятьдесят недавно исполнилось и тебе столько же! Я помню. Память у меня ещё ого-го.
– Так тебе ещё сто пятьдесят, а мне уже. Вы, дубы, в десять раз дольше нашего живёте…
Дуб пристыженно замер, пригорюнился и затих. Лишь только последний жёлудь коснулся лоскутного одеяла поляны, вместо ожидаемого безмолвия, вполне отчётливо послышались удары кия о бильярдный шар. Не звонкие конечные звуки в удалённой от жилья части леса… Как такому быть?!
