«Из Амурского залива одиноко крейсер выходил…»
– Белаш, к особисту!
Вадим положил утюг на подставку и обернулся. За спиной стоял «Слепа» – старший матрос Андрей Слепков. Белаш глянул на него с недовольством. Слепа и отслужил на год меньше, и в звании уступал, да и за человека его никто в кубрике особо не держал. Пухленький, с бегающими глазками «стармос» был из тех, что себе на уме. Всегда старался отвертеться от тяжелых работ. По молодости и печенюшку мог в одиночку схряпать на глазах у голодных товарищей. А если добудет банку сгущенки и не сможет ее сразу опустошить, то прежде, чем зашкерить куда-нибудь, обязательно внутрь плюнет, чтобы никто не смог доесть.
Так что в другой ситуации у выслужившего все свои три года старшины первой статьи Белаша были бы крепкие основания послать Слепу по всем известному адресу. Но это в другой ситуации. Сейчас руку Слепкова украшала красная повязка с белой полосой. Каждый на корабле «тащит» свой вид дежурства. Слепа «стоял» рассыльным – находился в распоряжении дежурного по кораблю и должен был передавать срочные сообщения офицерам, мичманам или матросам: все, что нельзя доверить общекорабельной радиотрансляции. И вот Слепа смотрит на Вадима и улыбается, знает, что не услышит: «Отвали. Ты меня не видел, не нашел…» Рассыльный должен выполнить приказ – обязательно найти Белаша и доложить дежурному офицеру о том, что поручение выполнено.
Вадим молчал. Ничего не говорили и «повисшие» на иллюминаторах «годки» Белаша – матросы одного с ним призыва. Развлекаясь, они ловили рыбу прямо из кубрика. Вода в бухте Золотой рог мутная, сюда стекает и грязь с улиц Владивостока, и дерьмо со всех кораблей, стоящих на внутреннем рейде и у стенки. Всей этой дрянью питается местная «флора-фауна»: минтай, камбала, бычки. Поэтому есть их категорически не полезно. Ловят ребята грязную живность и обратно за борт бросают.
И вот, только что вскрикивали друзья-товарищи:
– Клюет!
– Сорвался!
– Не зевай!..
А теперь все замолкли разом. Ждут ответа. А что Белаш может сказать в такой ситуации? Особист – это… особист.
– Где он? – Вадим обратился к рассыльному. – В дежурной рубке?
– Не-а, – Слепа еще шире растянул улыбающийся рот, – у себя в каюте…
– Че скалишься? – нахмурился Белаш.
Рассыльный тут же опустил серые, близкопосаженные глазенки, сделал обиженно-удивленное лицо:
– Я не скалюсь. Тебе показалось. Я ни че…
Вадим не стал докапываться до Слепы. Подумал о том, что если бы особист находился в дежурной рубке, то это означало: дело касается какой-то мелочи, о которой можно поговорить при всех. Но раз офицер особого отдела приглашает к себе в каюту, значит, состоится неспешный разговор наедине. И сегодня у них с особистом точно будет уже очень непростая беседа.
Белаш повернулся спиной к Слепе. Снова взялся за утюг. Он готовился к увольнению в город и заканчивал гладить брюки. Невовремя появился Слепа.
Еще несколько движений и Вадим отставил утюг, оглядел себя в висевшем на переборке над гладильной доской зеркале: коренастый, метр семьдесят пять, округлое чистое лицо, курносый, карие глаза, густые, черные брови. Дождались бы только сегодня такого симпатичного моряка девчонки на берегу…
Прищурился: начал осматривать себя глазами придирчивого помощника командира корабля, который отвечал за сход на берег. Но «докопаться» до чего-либо было сложно: нормально ребята подстригли ручной машинкой. Короче уже некуда – не молодой «карась» все-таки, чтоб наголо стричься. Провел рукой по щеке: и побрился чисто, не найти щетины, как ни ищи. А усы – обязательная «лицевая принадлежность» отслужившего более двух лет «годка» – уставом не запрещены.
Он был полностью готов к увольнению, но, похоже, не помогут ни стрелки на брюках, ни блеск «хромачей» и выбритых, пахнущих одеколоном «Для мужчин» щек. Особист может легко «рубануть» увольнение.
Глянув на часы, Белаш подумал о том, что может быть все-таки стоит послать Слепу по адресу и спокойно догладиться, пойти на ют, а в каюту вызвавшего его офицера заглянуть уже после возвращения из города. Тогда и разговор, возможно, другой выйдет.
Но Вадим с ходу отмел эту мысль, понимая, что особист не зря послал рассыльного именно сейчас. У этого офицера тоже есть список увольняемых на берег. Пробежался особист взглядом по перечню фамилий и послал Слепу за Вадимом. Даже если сейчас Белаш не явится пред светлы очи старшего – «страшного» – лейтенанта Морозова, то тот просто выйдет на ют, услышав команду «Увольняемым на берег построиться…» Прогуляется вдоль строя, оглядит всех и выцепит взглядом, спросит:
– А почему вы – старшина первой статьи Белаш – не пришли, когда я вас вызывал к себе?
Что ему скажет Вадим? Отбрехаться не получиться, и, значит, придется идти к Морозову сейчас. До увольнения.
– Белаш, смотри, смотри! – закричал кто-то из висящих на иллюминаторах.
Вадим подумал, что ребята поймали очередного дальневосточного бычка – похожую на черта крупную коричневую рогатую рыбину, вставили ему в рот лампочку и отпустили. В таком случае короткое, толстое тело, состоящее из одного лишь, всегда набитого какой-нибудь дрянью, живота, не погружается в воду, а летит по поверхности, как торпеда, веселя наблюдающих за ним матросов.
