Часть седьмая.
В сети дворцовых интриг
1798 год ноябрь
Зимний дворец
Покои великой княгини Елизаветы Алексеевны
Елизавета затянула тесьму на корсете и вышла из-за ширмы:
– Что со мной, доктор?
Старик-немец вытер руки мягким полотенцем:
– С Вами всё замечательно, Ваше высочество.
– Тогда простите, что обеспокоила Вас своими страхами, – Елизавета смутилась, – Не знаю, что на меня нашло? Давеча на балу вдруг ни с того, ни с сего – упала в обморок. Нынче прямо-таки, еле дождалась конца завтрака; выбежала из столовой залы с приступом тошноты. Даже неловко…
– С дамами в Вашем положении это частенько случается.
– В каком положении? – насторожилась она.
– Голубушка моя, Елизавета Алексеевна, – глаза доктора от улыбки стали двумя узкими щёлочками, – Могу Вас обрадовать. Вы беременны.
Она от неожиданности натолкнулась на стул и чуть не упала. Доктор поддержал её под руку и аккуратно усадил на кушетку:
– Ваше высочество? Опять головокружение?
Она вцепилась ему в руку:
– Что Вы сейчас сказали, доктор? Мне не послышалось? Повторите.
– С удовольствием повторю. Вы, Елизавета Алексеевна, волей божьею, ждёте ребёнка. И, по моему, сроку Вашему третий месяц.
– Господи, – прошептала она, прижимая руки к щекам, и вдруг разрыдалась, – Господи! Какое счастье!
Елизавета бежала к покоям мужа так, словно у неё выросли крылья. Караульный офицер, увидев её, приветливо кивнул: «У себя» и распахнул двери.
– Александр! – она бросилась к нему в объятья, – Обними меня!
– Что случилось, Лиз?
– Я сейчас скажу тебе потрясающую новость!
– Что за новость?
Елизавета прижалась к нему и прошептала на ухо свою тайну. Он изумлённый встрепенулся:
– Я не ослышался? Ты…
– Да! – кивнула она, готовая одновременно рассмеяться и расплакаться от счастья.
– Впервые за шесть лет нашего супружества?! Какого бога мне благодарить?
– Надо поблагодарить чудесную беседку в саду Павловского дворца. Помнишь? – подсказала ему Елизавета.
– Правда?! – он рассмеялся, – Я засыплю её цветами! Нет, я велю сделать из неё памятник! Я её увековечу в бронзе!
Они обнялись. Александр чуть сам не пустил слезу:
– Лиз! Мы столько молились о том, чтобы это произошло. Даже не верится. У меня будет сын! Или дочь. Всё равно. Пусть будет кто угодно, верно? Милая, я так тебя люблю!
Он горячо расцеловал её. Елизавета погладила его по щеке:
– Дорогой, я хотела тебя попросить…
– Да. Конечно. Проси всё, что угодно! Проси, что хочешь! – ликовал он.
– Я хотела просить тебя пока не говорить никому об этом. Особенно отцу и Марии Фёдоровне. Понимаешь, я боюсь.
– Понимаю, – с готовностью отозвался он, – Я никому не скажу. Обещаю, – Александр осторожно положил ладонь ей на живот, – Скажи, а ты его уже чувствуешь, нашего малыша?
– Нет. Ещё нет. Но зато меня всё время тошнит.
– А тебе хочется чего-нибудь особенного?
Она задумалась:
– М-м… Пожалуй, я бы съела сейчас тарелку клубники.
– Клубники? В ноябре? – растерялся Александр. Но тут же вскочил и бравурно воскликнул, – Так точно, мой генерал!
Он подбежал к двери и, высунувшись из покоев в коридор, зычно крикнул:
– Эй! Слушайте все! Срочно нужна клубника! Награда тому, кто принесет целую тарелку! Полцарства за клубнику!
Елизавета смеялась; ей нравилось, когда Александр дурачится. Он так радовался, что станет отцом, бегал по комнате и забавно подпрыгивал, что Елизавета мысленно простила ему Надежду Алексеевну.
Александр, ликуя, сгрёб супругу в охапку, закружил по комнате, усадил к себе на колени. И долго не отпускал. Это был один из счастливейших моментов в жизни Елизаветы. Она запомнит его на всю жизнь.
Набережная реки Мойки
дом князей Хотеновских
Варя вошла в дом, снимая на ходу мокрую шляпку:
– Представляешь, пошёл снег! – крикнула она из прихожей. И, войдя в гостиную, увидела Надю с заплаканными глазами, – Надь, ты чего?
Та, всхлипывая, протянула подруге листок бумаги, исписанный мелким витиеватым почерком:
– Дмитрия Платоновича арестовали в Вильно!
– Не может быть! За что? – поразилась Варька, хватая письмо, и начала бегло читать вслух:
«Здравствуй, душа моя, Надин. Пишу тебе это письмо, с любезного позволения господина офицера. Всё, что происходит с нами, более чем странно. Две недели мы пробыли в Вильно в ожидании дальнейших распоряжений. А сегодня к нам прибыл приказ императора о том, что князь Николай Васильевич Репнин разжалован и отправлен в отставку и должен немедля направиться в Москву для дальнейшего там проживания. А я, по окончанию написания тебе этого письма, в сопровождении конвоя отправляюсь под арест, в крепость города Вильно. Чем мы снискали немилость императора, затрудняюсь тебеответить. Прости, родная. Прощаюсь с тобой. Крепко целую, обнимаю и люблю.
Остаюсь твоим верным супругом, Дмитрий Платонович Хотеновский.
Писано 25 октября 1798 года»
Надя разразилась новым потоком слёз:
– Варенька! Что происходит? За что? Я как чувствовала…
– Погоди, – отмахнулась Варька, – Тут не реветь, тут что-то делать надо.
– Что делать?
– Пока не знаю, – она задумчиво покусала губы, – Вот что. Тебе надо ехать во дворец и попросить аудиенции у Александра Павловича!
