– И оставляю всё своё имущество, движимое и недвижимое, моей любящей племяннице, Арабелле Риллер, – голос дядиного душеприказчика звучал монотонно, нараспев, словно завещание миллионера было скучнейшей на свете вещью.
У меня же в горле враз пересохло, а в груди словно ни с того ни с сего появился увесистый камень с острыми краями. И они кололи все, до чего доставали. Мне захотелось присесть, а лучше прилечь, можно на пол. И пить… очень нужно попить. В висках застучало.
– А другая моя племянница, Эвелина Риллер, может забрать в память обо мне картину “Утро в конюшне”. Такова моя последняя воля, которая оспорена быть не может.
– Какой восторг! – взвизгнула кузина Арабелла, которую один небрежный росчерк пера превратил в самую богатую невесту нашего города. А то и всей губернии.
Но тут же Белла устыдилась своей радости и слегка порозовев, сказала:
– Мой восторг – не что иное, как чувство благодарности дорогому, любимому дядюшке, о котором я…
“Пять лет не вспоминала, пока не услышала о его болезни, и тут же примчалась”, – мысленно продолжила я.
Но из уст Беллы прозвучало другое, приличное:
– О котором я всегда буду помнить. С теплотой и искренней дочерней привязанностью.
Душеприказчик, кажется, растрогался, когда вручал ей документы.
– Ничего не поделать, сестричка, – произнесла Белла сладким голоском, когда мы вышли от законника, – уж так вышло, что дядя меня любил больше. И посчитал достойной наследницей огромного семейного состояния.
– Выставишь меня за дверь? – спросила я, стараясь говорить спокойно.
– Ну что ты, Эва! Разве я зверь какой? – Белла подняла свои идеальные бровки в удивлении. – Я дам тебе три дня, чтобы вывезти вещи. Например, можешь забрать их в свою комнатку в студенческом общежитии.
Она потрепала меня по щеке и резво сбежала вниз по ступенькам, цокая каблучками. Перед ней уже остановился богатый дядин экипаж.
– Что же ты, Эва? – махнула кузина рукой. – Садись, подброшу тебя до моего нового дома. Заодно на картину твою вместе посмотрим.
Дядюшка Эрланд изменил свое завещание не более, чем месяц назад. До этого его главной наследницей считалась я.
Сиротка на попечении богатого родственника, дочь его младшего брата. Родители мои погибли много лет назад, а дом наш сгорел. И большую часть жизни я провела в имении дяди. Человека с трудной судьбой и таким же характером, который в последние месяцы испортился еще больше.
Угодить дяде и в лучшие его годы было сложно, а уж когда он заболел, стало вообще невозможно. Поэтому экономки в доме Эрланда Риллера постоянно менялись и не задерживались на рабочем месте, несмотря на повышенное жалование. А уж найти и удержать при нем сиделку оказалось задачей почти невыполнимой.
Не покидала дядю только я. И вовсе не потому, что мне податься было некуда. Просто была ему очень благодарна за то, что он не отказался от меня, когда я осталась совсем одна на этом свете, дал мне хорошее воспитание и образование. Сначала – в лучшей школе города, а потом оплачивал и обучение в Академии. Причем факультет я выбрала вовсе не самый престижный. Магические существа: уход, дисциплина, лечение. Уверена была, что дядя запретит мне туда поступить, но он не возражал.
Сейчас я училась уже на третьем курсе.
Впереди были зимние каникулы в честь главного праздника года – Нового Круга Зимолетия. В который я войду нищей сироткой с обшарпанной картиной, нарисованной талантливым дядиным конюхом.
Потому что незадолго до того, как дяди не стало, к нам приехала моя кузина. Очаровательная, милая до приторности интриганка Арабелла.
Я старалась навещать дядюшку как можно чаще. В выходные жила в имении и несколько раз на неделе приезжала после занятий. Совмещать это было сложно, я обрадовалась, когда кузина сказала, что составит дяде компанию, чтобы я могла больше внимания уделять учебе.
Составила. Так, что наш пожилой родственник завещание переписал. Что она ему напела обо мне, даже думать не хочу.
С тяжелым сердцем прощалась я с такими родными стенами дома, в котором выросла. Прислуга, по крайней мере, та ее часть, что не сбежала, когда дядин характер совсем испортился, провожала меня со слезами на глазах. Еще бы. Ведь некоторые из этих людей меня помнили малышкой.
Арабелла, когда я через три дня после оглашения завещания покидала имение, стояла у окна, скрестив на груди руки. Лица я ее не видела, но была уверена: кузина торжествующе улыбалась. Уж не знаю, почему она меня настолько невзлюбила с самого нашего детства.
Что ж, я буду скучать и по дому, и по своему старому ворчливому дяде. Ничего из этого уже не вернуть.
Хорошо, что у меня есть любимая учеба.
Так я думала, раскладывая свои вещи в просторной комнате общежития, которую делила с двумя соседками.
Однако уже на следующий день меня ожидало новое потрясение. После занятий вызвали к ректору. Он принес соболезнования, соответствующие случаю. Когда я уже подумала, что ради этого к нему и пришла, ректор сказал:
– У меня для вас неприятная новость, мирс Риллер. Счет на оплату второго полугодия вчера вернулся с пометкой: “финансирование прекращено”. Таким образом, вам нужно найти деньги на продолжение обучения. Либо уже после зимних каникул вы будете отчислены. Из Академии, а также из общежития. Мне жаль.
