В 60-е годы группа молодых людей, увлекающихся философией Николая Рериха, уехала на Алтай, стремясь достичь высокой духовности, просветления и просто сделать мир лучше.
Одному из героев удается получить таинственный знак, дарующий почти безграничные возможности. Но мечты о добре обернулись страшным злом… За этим могущественным символом начинается охота других членов экспедиции (один из которых волею судьбы спустя годы становится политиком, а другой – наркоторговцем).
Их дети через двадцать пять лет сталкиваются с последствиями этой поездки…
…Полина устраивается на работу к известной писательнице. Но что за тайную жизнь ведет та? И почему ее так боготворят в странном клубе богатых вдов?..
Вся история составляет трилогию «Ловцы душ». Первый роман трилогии «Исповедь», второй – «Испытание» и третий – «Искушение».
…Как только Данила сел в поезд, стало легче. Стук колес действовал лучше любого лекарства. Сердце ожило и забилось ритмично. Воздух преодолел, наконец, невидимую преграду и покатил в легкие по широкому руслу живительным потоком. Данила вздохнул полной грудью и тоска отступила. Впрочем, как всегда.
Странствия сделались его лекарством, действующим благотворно и безотказно.
Данила закинул рюкзак наверх, расстелил белье и блаженно вытянулся на верхней полке. Чувствовал он себя как новорожденный – кровь ускоряла свой бег, сладко пульсировал в теле избыток жизненных сил, и мир распахивался перед ним словно заново.
Странные приступы начались у него после алтайских приключений. Когда разъезды по стране и перипетии с устройством детей были позади и маленький детский дом зажил спокойной, размеренной жизнью, Данила заскучал.
Вожделенный покой оказался самым тяжелым испытанием. Он целыми днями бродил по лесу. Шел как ветер, и трава стелилась перед ним, прижимаясь к земле. Он жадно ждал, что вот завтра проснется счастливым, как раньше, как обычно.
Но счастливое завтра не наступало: на смену скуке приходила тяжелая, душащая тоска. Теперь, справившись с делами по дому, которые требовали мужских рук, Данила сидел на скамейке под окном, глядя перед собой и ни о чем не думая. Сначала его это тревожило, но с каждым днем апатия сковывала ленью тело и движение мысли. Данила видел себя со стороны растением, тянущим соки земли только для того, чтобы зачарованно следовать смене часов дня и времен года.
Марта не сразу заметила в нем перемены. Дети заполонили не только дом, но и ее душу. Тревожное чувство овладело ею лишь тогда, когда к приступам хандры у Данилы добавилась еще и высокая температура, слабость и постоянная ноющая боль в сердце.
Через месяц состояние Данилы ухудшилось настолько, что он с трудом волочил ноги, передвигаясь по саду, а любая незначительная работа вызывала у него испарину и отдышку. Педиатр, посещавший детский дом раз в неделю, посоветовал ему лечь в больницу на обследование, и Марта горячо поддержала его.
Из больницы Данила вернулся, похожим на тень. Осунулся и ослабел еще больше. Врачи констатировали нарушение сердечной деятельности, но причины такого нарушения так и не отыскали. Он угасал как свеча. Ольга Ивановна, всхлипывая, шептала Марте про рак, про скорую смерть.
И вот тогда, находясь почти на краю могилы, Данила услышал зов. Как будто слабый радиосигнал пробился к судну, из последних сил борющемуся с ураганом. Сигнал был неопределенный, его требования были не понятны. Но появилась надежда. На избавление – не от смерти, нет, – от тоски, которая была хуже смерти.
Ему страстно захотелось уйти. Покинуть дом, Марту, дочь, детей, мир, ставший простым, безопасным и привычным. Сначала Данила гнал прочь желание, имевшее привкус предательства. Но потом решил: не все ли равно, каким образом он покинет свой маленький привычный мир? Ему ведь в любом случае предстоит уйти. Не лучше ли исчезнуть сейчас, чтобы не причинять лишних страданий близким? Ведь даже кошки, умирая, уходят подальше от дома…
***
До Заветного Данила добирался пешком через лес. Вокруг стоял густой туман, тропинка то и дело уплывала из-под ног. Вскоре он окончательно сбился с пути, земля сделалась зыбкой, и туфли наполнились водой. Но натыкаясь на деревья, он продолжал идти куда-то в туман, как зачарованный. Потому что зов сделался отчетливее.
Он теперь явственно слышал какой-то неясный звук, похожий на мольбу и двигался в его направлении.
Посреди трясины на поляне он наткнулся на собаку. Лохматый куцый зверек, обреченно завывал, поднимая мордочку к небу, которого сквозь туман не было видно. Данила усмехнулся, – вот тебе и высший зов. Всего лишь заблудившаяся болонка. Он свистнул и пес, радостно встрепенувшись, кинулся было к нему, но растянулся и шлепнулся в траву. Собака попала в силки. Данила перерезал веревку и протянул руку к зверьку, но вместо благодарности тот со всех ног, заливаясь радостным лаем, кинулся в туман.
