На этот раз она была волной. Она рождалась в самой сердцевине океана, поминутно росла, чувствуя, как множатся силы, как могучая страсть разрушения крепнет и делает дыхание тяжелым, как осатанело бьется пульс, когда она встает во весь свой исполинский рост и приближается… Какой-то жалкий островок, грудью-скалой вставший на ее пути, – ничтожная океаническая песчинка. Разве знаком ему подобный накал страсти? Разве он знает, какая сила снедает ее изнутри и какую мощь она собирается обрушить на его бутафорские скалы? Скалы похожи на руки, поднятые в мольбе о пощаде. Но она неумолима в своем гневе, в жгучем желании разрушить все на своем пути, она безжалостна, она…
И только в самый последний момент, разбиваясь о камни, рассыпаясь в сотню тысяч мельчайших брызг, она поняла, что смысл…
Дара проснулась в холодном поту, нащупала выключатель. Зажегся маленький ночник – желтый месяц – в другом конце комнаты. Она выбралась из-под одеяла и тихонечко прошла к столу, оборачиваясь на спящего мужа. Сегодняшняя ночь посылала вещие сны. Дара взяла ручку, тетрадь, которые приготовила с вечера, и стала быстро, вкривь и вкось, записывать, боясь упустить то чувство, которое открылось ей только что: «Господи! Даю тебе слово, нет, страшную клятву приношу тебе, Господи, что никогда, слышишь, никогда, ни при каких обстоятельствах, я не буду участвовать ни в одном сражении, ни в одной битве. Я не попадусь на уловку изощренной иллюзии, цепляющей всех и каждого, ты открыл мне, Господи, что нет в мире ни одной выигранной битвы, как нет ни одной проигранной. Потому что в момент упоения восторгом победы, именно в этот момент, начинается самое тяжелое и горькое поражение. Никогда я не вступлю в борьбу с несправедливостью, ложью, алчностью или ханжеством, потому что есть шанс победить. Оттеснить зло, переступить черту, а значит, оказаться по ту сторону… Победа – это не последний шаг в борьбе, это первый шаг к поражению…»
Она всегда писала молитвы для себя сама. И искренне верила и их чудодейственную силу.
Дара закрыла тетрадь дрожащими руками. Нет, ей все-таки не удалось выразить то потрясающее чувство, которое она только что испытала во сне. Выуженная из сна мысль убегала назад, как убегает волна, покрывшая прибрежный песок. А жаль. Но что же все-таки главное в том, что она сейчас почувствовала, поняла? Ах, вот. Не участвовать в битве. Это и есть послание вещей ночи. Проще сказать, чем сделать. Тем более что битва уже надвигалась и святые знамена были подняты не кем-нибудь – «мамой». Битва за ее отца. И очень трудно было уклониться от участия в сражении, очень трудно…
И самое-то смешное и страшное заключалось в том, что «мама» была ей не родной. Значит, теперь, решив уйти к другой, отец бросал их обеих. Двух совершенно чужих друг другу женщин. Двух женщин, проживших бок о бок двадцать лет, но так и не сделавшихся родными. Нисколько.