Хороший человек
Из цикла «Рассказы в стиле Дзен»
Эпиграф
«Мы бредём сквозь самих себя, встречая разбойников, призраков, великанов, стариков, юношей, жён, вдов, братьев по духу, но всякий раз встречаем самих себя».
Джеймс Джойс. «Улисс».
Молодой человек лет тридцати ехал в вагоне метро и вспоминал самые лестные слова, сказанные в его адрес на сегодняшнем вечере.
Больше всего ему понравились слова Бориса Людвиговича Эльзенштейна, профессора кафедры словесности института имени Пушкина, зампредседателя Союза писателей:
«Сегодня мы имеем радость представить книгу стихов замечательного молодого поэта, кандидата, между прочим, в Союз писателей – Евгения Светова! Это именно та книга, которая заняла первое место на национальном фестивале поэзии и была удостоена премии имени Бродского.
В отличие от многих современных авторов, стихам Евгения не свойственны фатализм и мистификация. Как, впрочем, нет в них и юношеского эгоцентризма, осуждения общества и прочих инфантильных явлений. Есть в них какое-то зрелое смирение с происходящим. Но вместе с тем внутри этого смирения периодически вспыхивают такие, как бы это сказать, – огоньки надежды. Вот, послушайте. – И обратился в сторону Евгения. – Евгений, вы позволите?»
«Да, конечно», – ответил Женя.
И Эльзенштейн зачитал одно из стихотворений Светова:
«Нам просто-напросто с тобой не повезло:
мне – стать поэтом, а тебе – в меня влюбиться.
И век для жизни нам с тобою, как назло,
не тот достался. Нам с тобою бы родиться
веков на пять пораньше. Но – увы и ах —
досталась нам кибернетическая эра.
Здесь богом назван не Иисус и не Аллах,
а странный бог, в себя же потерявший веру.
Здесь всё – товар. И даже бог теперь – товар.
И если верить сводке Яндекса Вордстата —
по популярности путёвкам в Краснодар
он уступает, и рецептам из шпината.
Но – что поделать? Как писал один поэт,
мол, времена, по сути то, не выбирают.
Но нам с тобой неведом этот пиетет.
Хоть в веке этом, всё же – наша хата с краю.
Уж если в этом веке будем помирать,
ни на одну мольбу не выклянчив ответов, —
мечты о лучших непредвиденных мирах
не расстрелять в нас, не лишить, как партбилета.
В этом стихотворении, – продолжил Эльзенштейн, – по сути заключена вся поэзия Светова. Здесь и любовная лирика, но не романтическая, а, как и свойственно зрелому автору – естественно-бытовая. Здесь и гражданская позиция автора – духовная неприемлемость текущего политического режима, но при этом не вступление с ним в конфронтацию, а смирение с ним, что также говорит о зрелости мировоззрения…»
Приятные воспоминания Жени прервал чей-то жалобный голос:
– Подайте, пожалуйста, Христа ради на лечение… – перед Женей стоял мужчина на одной ноге, опираясь на костыль.
Женя достал кошелёк, нашёл в нем сторублёвую купюру и вручил инвалиду. Мужчина пронзительно взглянул Жене в глаза, кивнул в знак благодарности и зашоркал дальше по вагону.
Женя вышел из метро. Моросил дождик. Маршрутки ещё стояли, но он решил пройтись пешком. Ему хотелось, пока он ещё не зашёл домой и жена не начала задавать вопросы, ещё раз мысленно пережить этот вечер. Он натянул капюшон и пошагал по мокрому тротуару.
За мыслями он сам не заметил, как быстро оказался возле своего подъезда. Он вызвал лифт, поднялся на 21-й этаж многоквартирного дома. Выйдя из лифта, на подоконнике с цветами он заметил какую-то фигурку. Он подошёл, чтобы разглядеть её. Фигурка была похожа на изображение какого-то неизвестного Жене мифического бога, сидящего в позе лотоса. На основание фигурки были выгравированы слова: «Пусть все существа обретут счастье и причины счастья. Пусть все существа освободятся от страдания и причин страдания».
Женя не стал долго раздумывать над этой фразой, желая поскорее оказаться дома. И пошёл в сторону квартиры.
Дверь, как всегда, была открытой. Ленка, жена Евгения, всегда оставляла дверь открытой, чтобы Женя не будил ребёнка, когда поздно возвращается домой.
– Привет, Ленка, – шёпотом произнёс Женя с порога и спросил: – Давно спит?
– Привет, – также шёпотом ответила Ленка. – Минут тридцать. Как у тебя дела? Как всё прошло?
– Да отлично. Облизали со всех сторон, – и улыбнулся.
– По твоей иронии никогда не поймёшь, хорошо это или плохо.
– Ну, это… на-вер-но-е, – начал как бы заикаться Женя в такт носку, который никак не хотел стягиваться со вспотевшей ноги, – потому, что я и сам не знаю, хорошо это или плохо, – и брезгливо кинул носок на пол.
Ленка посмотрела на носок с улыбкой, как будто снятый носок действительно приводит к какому-то выводу.
– Ладно, – сказала она, – иди в душ и ужинай.
Женя принял душ. Потом уселся за стол, на котором уже стояла тарелка с чем-то вкусным.
– Эт чего? – спросил он сквозь улыбку.
– Сюрприз, – кокетливо ответила Ленка, – попробуй.
– Во даёт, мать! Праздник, что ли?
– А может и праздник…
– Какой?
– Ну, не знаю. Может… всё-таки не зря ты над своими стихами ночами сидел. Может, что-то из этого выйдет. Вон, премию тебе не зря же дали…
– А, ты об этом…
Он зачерпнул ложкой непонятную субстанцию и поднёс ко рту. Положил ложку в рот и начал медленно разжёвывать. Замер.
