Фестиваль в Каннах – праздник, о котором знают во всем мире. Это время ярких онлайн-репортажей прямо с набережной Круазетт – проезд роскошных лимузинов, дефиле дорогих смокингов из тончайших тканей цвета вороньего крыла, невероятных дизайнерских платьев, звонкое постукивание шпилек и каблуков, несущих точеные ножки красоток на самый Олимп по бесконечному красному ковру. А сколько улыбок! Счастливы все! И приглашенные звезды, и обычная публика. Отели переполнены, кафе переполнены – в эти благословенные дни последнего весеннего месяца Канны становятся эпицентром грандиозного пиршества.
Но кто задается вопросом – на чем держится это шоу тщеславия? Кто его готовит, обслуживает, охраняет? О, сколько безвестных лиц и старательных рук простых рабочих, водителей, консьержей, поваров, уборщиц, полицейских, техников-осветителей, ассистентов, служащих и добровольцев дергают за ниточки, управляя работой масштабного кукольного театра, чтобы спектакль шел безупречно! Подумать только! Настоящий муравейник трудяг, несущих вахту на всех ключевых позициях от центрального входа до запасного выхода, – они убирают со столов, любезно подают коктейли, мороженое, десерты, дают справки, подтирают, подметают, приносят, уносят и бегают, бегают… Без этих незаметных добрых духов Каннский фестиваль никогда бы не получил такого высокого статуса качества, никогда не заслужил свой гордый девиз «искусство жить по-французски».
Я был одним из этих муравьев-трудоголиков. Неприметным слугой. Десять последних лет я состоял на службе у американского киномагната, завсегдатая Лазурного побережья и Каннского фестиваля, легендарного кинопродюсера, обладающего особым чутьем на таланты, способного мастерски преподнести публике своего «подопечного», сделать ему карьеру в Голливуде или в Европе, поклонника французского образа жизни, обычаев и культуры.
Я был не только его личным шофером, но и вездесущим курьером на круглосуточном подхвате, мастером на все руки, способным сиюминутно решать проблемы любой сложности, даже самые невероятные.
Мне приходилось преодолевать его дурные манеры и безумные закидоны, но, честно говоря, в чем-то я даже восхищался им – на меня производили впечатление его неиссякаемая энергия и гениальный талант выстраивать кинобизнес. Казалось, все, кто делал кино, от актеров до режиссеров, крутились безвольным волчком в его ловких руках иллюзиониста.
Но время заставило меня изменить свое отношение к нему, утратить восхищение и иллюзии.
Гениальность и деньги не дают права на вседозволенность.
В прошлом его демоническое эго довлело надо мной всецело – признаюсь. Но все закончилось в тот день, когда он поднял на меня руку. Так что я тоже попал в длинный список «пострадавших от свиньи», как сейчас говорят.
Мое в нем разочарование проходило в замедленном темпе. Он открывался передо мной постепенно, как блефующий игрок, как беспощадный хищник, выходивший на тропу своей личной охоты, территорией которой как раз и был Каннский фестиваль. Он получал миллионы долларов каждый год, он был болезненно зациклен на совсем юных девушках, на необременительных, быстрых, коротких связях. Ему нравилось рыскать в поисках добычи, преследовать дичь, пожирать еще трепещущую, живую, нервную плоть. У него были стерты все грани человечности.
В таких общих крупных мазках я набросал вам портрет секс-великана, морального урода, циклопа, будто ступившего в наш мир прямо из архаичных, древних времен. У него всего лишь один глаз – и глаз этот принадлежит неуправляемому дикому животному, ой как далекому от каких-либо норм приличия и порядочности.