1. КНИГА ПЕРВАЯ. Глава 1. Попутчики
Эбигейл сидела на жестком деревянном сиденье в старом вагоне паровоза. Такие оставались всего на четырех ветках железной дороги, ведущей из пригорода. Раздолбанные вагоны прыгали по ржавым рельсам, и Эби нещадно трясло. В уши врывалась какофония звуков: стук колес, скрежет сочленений между вагонами, скрип старых расшатанных сидений, качавшихся от тряски, вой ветра, паровозные гудки.
Это был летний вагон, еще не вставили рамы к холодам, а утром в тот день, когда путешествовала Эбигейл, было уже по-осеннему зябко. Ее и нескольких других пассажиров насквозь продувало через окна, ледяной воздух впивался в кожу вместе с черным дымом, в большом количестве выдыхаемым трубами паровоза. Дым относило назад, и сквозь него проезжали все вагоны. В окно было даже сложно что-то рассмотреть. Лица всех пассажиров были покрыты налетом сажи.
Эбигейл мерзла и пыталась хоть как-то закутаться в латаную кожанку, единственную стильную вещь в ее гардеробе. Точнее, она такой когда-то была. Сейчас потрепанная до такой степени, что уже перешагнула предел, на котором потертость считалась модной. Эх, стояли бы заплатки из гибкой меди, может, не так бы продувало. Но дорого. Неподъемно дорого.
Клацая зубами, Эбигейл подумала, что вот сейчас бы не помешало иметь хотя бы моди-ступни. Пусть из самого дешевого металла. Тогда не коченели бы, не немели от холода пальцы ног. Сейчас она их почти не ощущала. Зато хорошо чувствовала привычную ноющую боль в правой щиколотке, куда давным-давно ей ввинтили грубые железные болты, когда она сломала ногу. Конечно, и это было роскошью, непозволительной для бедноты с так называемой минимальной медициной, причем под словом «минимальной» подразумевалось «отсутствующей». Но если бы тогда ей не помог Странный Доктор, ходить бы ей с обрубком, точнее, прыгать на одной ноге, а, впрочем, молодой безногой девушке из мягкотелых можно было бы смело себя списывать.
Поэтому Эбигейл никогда не ныла и не сетовала на боль от плохо притертых к костям болтов. Она к ней почти привыкла, притерпелась, приспособилась не замечать. Боль теперь просто служила напоминанием, что она еще жива и почти полноценна. Почти – не потому, что в ее организме была железная часть: это наоборот на сантиметр возвышало ее над другими мягкотелыми. Но грубые, плохо подогнанные болты с минимумом шестерней и поэтому практически с отсутствием гибкости затрудняли ее походку. Нога в щиколотке почти не гнулась, носок тянуть не получалось. Эби стоило больших усилий научиться ходить ровно, не демонстрируя свою травму и ее топорное лечение.
Одна радость – эта конструкция в ноге не требовала ухода и была сделана практически на века. Там не было тонких медных сочленений, множества соединений шестеренок, металл не подвергался воздействию и не изнашивался, в отличие от сложных механизмов из драгоценных металлов, которые знать бежала менять при любой царапине, швыряя огромные деньги.
Некоторые части, которые богачи меняли на новые, отправлялись на переплавку с обязательным указанием, где их впоследствии можно использовать. Ведь за металл, из которого был сделан сустав, что раньше «носила», к примеру, герцогиня, платили очень неплохие деньги. Иногда члены знатного рода, которые не хотели терять ни копейки своих денег, выставляли слегка подпорченную часть на аукцион. Богатые, но не знатные горожане на таком мероприятии буквально выдирали этот предмет друг у друга. Кто-то из счастливчиков, завладевший бывшей металлической частью кого-то из знати, мог просто поставить или выложить его у себя дома как предмет искусства. Если же часть подходила по параметрам, то ее могли даже установить. Конечно, абсолютных совпадений не бывало, индивидуально разработанные части очень редко приживались, но в погоне за модой неименитые жители города готовы были терпеть и боль, и неудобства. Ведь мастерские, где изготавливали элитные части, были для них недоступны из-за незнатного происхождения. И как бы ни сверкали купцы скупленными на аукционах, причем иногда дороже, чем у мастера, бронзовыми руками, серебряными шеями, а то и, очень редко, частями лиц, любой стражник мог с помощью Диагноста, специального устройства, определить их простое происхождение. Лица целиком никогда не отдавали на аукцион, да и их элементы найти там было большой редкостью. Мало кто хотел, чтобы их изображение носил на своем плебейском лице какой-то простолюдин, разбогатевший на торговле мягкотелый. На такие крайние меры, как продажа части лица, шли в самом крайнем случае разорившиеся потомки знатного рода, промотавшие наследство, проигравшие или неудачно вложившие все деньги в провальное дело.
К тому же, скупленные купцом разные части чаще всего не принадлежали руке одного мастера и, тем более, одному из членов высшего общества. У каждого мастера был свой «почерк», и уж для любого наследника знатного рода разрабатывался совершенно особенный, индивидуальный стиль частей, на которые ставилось личное клеймо, и купить на аукционе одновременно хотя бы два из одной серии было огромной редкостью. А разные части на одном человеке опытный стражник различал и без устройства невооруженным глазом. Хотя при малейшем подозрении стражники задействовали функции своего механического глаза, который обмануть, как и Диагноста, было невозможно.
