Кто бы раньше мне сказал, что это случится со мной, то я б в жизни не поверил ему. Ведь я просто обязан был пройти мимо этого, потому что оно, на мой взгляд, тогда не представляло никакого интереса. Так себе, сплетни. Тем более для меня, начинающего журналиста, это было не интересно. Ведь я был такой же, как и все из нашей братии. В меру пьющий, в меру лгущий, в меру пристающий к симпатичным девчонкам, ну и в меру доходчиво излагающий для читателя тот материал, который я накопал. Ну, а если это не доходило до моего читателя, то это уже были его проблемы, я ведь ему свой ум не вставлю. А вот это оказалось слишком сложно для моего понимания, потому что, как впоследствии оказалось, я столкнулся с ситуацией, когда действительно у человека происходил переворот мозгов, и он становился совершенно другим, словно из него уходило что-то важное и индивидуальное, он терял свою личность и тупо следовал чужой воле, хоть она была и приправлена сладенькой конфеткой в виде дамских духов, дурманящих головы похлеще ядовитых испарений жарких тропиков. Я уже не говорю об упаковке, в которой этот подарок входил в ту или иную жизнь. Нет никаких излишеств, никаких претензий. Все очень просто и скромно. Но в этой простоте и скромности был тот шарм, который разил сразу и наповал, заставляя удивляться той простоте и доступности позиционирования себя перед другими. Я уже не говорю о других достоинствах, который сразу не бросались в глаза, а проявлялись постепенно, словно выплывая на поверхности из-под толщи уже продемонстрированных достоинств увлекая и завораживая еще больше. Даже дамы, эти вечные завистницы и соперницы отдавали должное всем этим презентациям смущенно вздыхая и шепчась между собой. Все это – неполная картина этого уникума, который встал на моем пути, и мне по мере обстоятельств пришлось с журналистской настойчивостью заняться его изучением.
А случилось это все банально просто. Как-то на улице я встретил свою одноклассницу Люську Воронову. Мы, не видевшиеся уже много лет, были рады этой встрече. Она спешила куда-то, но узнав, что я промышляю журналистским промыслом, настояла на том, чтобы мы встретились в неформальной обстановке, одарив меня на прощание дружеским поцелуем и номером своего мобильного телефона, взяв клятвенное обещание позвонить в ближайшее время. Затянувшиеся неоконченные дела, журналистская суета, как-то отложили на потом наше свидание, пока однажды я, очищая свою сумку от бумажного мусора, не наткнулся на её визитную карточку, которая почему-то спланировала прямо мне на колени. Взяв её в руки, я сразу восстановил в памяти нашу встречу и Люськино улыбающееся лицо, почему-то с печальными, я бы даже сказал, затравленными глазами. Очевидно, не все у нее в жизни было гладко и она, вполне возможно, хотела расслабиться с давним знакомым, попросить совета или излить душу о наболевшем. Мы в школе дружили и даже доверяли друг другу некоторые тайны. Может быть, и сейчас пришло такое время.
– Свинья ты эдакая, – подумал я о себе. – Как на любовное свидание, так ты летишь, позабыв все на свете, а тут старый друг возможно нуждается в твоей помощи, а ты не придаешь этому никакого значения и откладываешь эту встречу на потом.
«Звони сейчас же», —настойчиво говорил мне внутренний голос. И что вы думаете? Я взял и сразу же позвонил. Телефон долго гудел, наливаясь трелью звонка, но трубку никто не брал. И когда я готов был уже сбросить номер, в телефоне что-то щелкнуло и Люськин голос настороженно спросил:
– Кто это? Я слушаю вас.
– Люся, это я, – подал я встречный голос и представился.
– Ой, Венька, как я рада тебя слышать, наконец–то ты отозвался. Как насчет обещания о неформальной встрече в кафе?
– Согласен. Говори где.
И мы договорились встретиться часов в 6 в кафе «Глория». Естественно, я как джентльмен пришел раньше и занял уютный столик у окна, который предлагал вид на улицу, кишащую народом и транспортом и в тоже время, создавал иллюзию уединения, так как другие столы стояли чуть поодаль. Естественно, как каждая женщина, Люська опоздала на 20 минут и ничуть не смущаясь моего недовольного выражения лица, с разбега плюхнулась на стул.
– Уф, еле добралась. С этими пробками и вечными гонками можно совсем растерять свое драгоценное здоровье, – выпалила она, оглядываясь в поисках официанта.
– Что будем пить? – спросил я.
– Я бы хотела кофе, а то устала от этой гонки, – выпалила Люся устраиваясь поуютней.
Естественно, я тоже присоединился к этому напитку, поясняя подошедшему официанту, какой кофе мы хотели бы получить. Тот молча выслушал нас, кивнул головой и ретировался в сторону бара выполнять наш заказ.
– Ну как ты живешь? – обратился я к Люське, которая молча смотрела на меня подперев голову двумя руками.
– Да ничего, временами хорошо, а временами так себе, все зависит от обстоятельств, которые в данный момент имеют место. А ты я смотрю совсем не изменился, все так же ехидничаешь, наверное, забыл, что я тебя периодически за это колотила.
– Это уже издержки моей профессии, – ответил я. – Чем ехиднее вопрос, тем больше отвечающий на него выбалтывает сведений, так необходимых мне. Если говорить ласково, то тебя не поймут. Сейчас образ журналиста не такой, как раньше. Он все больше похож на монстра, который ищет всегда что-то плохое и в любой момент готов ужалить тебя. С другой стороны, это толкает его на то, чтобы любыми путями докопаться до истины, используя, в том числе и не очень законные способы получения информации. А уж её подача в прессе зависит от самого журналиста. Вот и получается, что с одной стороны мы лечим общество, а с другой – калечим его. Всё зависит от того, кто, сколько и за что заплатил. Я, конечно, пытаюсь придерживаться принципа справедливости и объективности, но, честно говоря, не всегда это получается. Особых денег не накопил, так себе, есть двухкомнатная квартира, старенькая машина, ну и кое-какой вес среди нашей братии в плане журналистского расследования и подачи материала. Всего этого я добился, как говорится, потом и кровью. Даже любимая женщина ушла от меня, не выдержав такой «весёлой жизни». Иногда сидишь и думаешь: «А надо ли тебе было это?», а потом, когда зацепишься за какой-то интересный материал, так и забываешь обо всем на свете и только роешь и роешь, аж «дым идет коромыслом». Очевидно, это моя судьба такая. Ну да ладно, прорвало что-то, а как у тебя?
