МАРЦЕЛЛ. Явился молча – молча и пропал.
БЕРНАРДО. Что скажете, Горацио, теперь?
Да вы, гляжу, от ужаса бледны.
По-вашему, нам это все приснилось?
ГОРАЦИО. Простите Бога ради, что не верил.
Но правоту рассказа твоего
Я только что глазами ощутил.
МАРЦЕЛЛ. А на его величество похож?
ГОРАЦИО. Как ты – на отражение свое.
Он точно так же был вооружен,
Когда Норвежцу гонор сбил в бою;
И точно так же выглядел сурово,
Когда с Поляком вел переговоры
И гневно стукнул по льду бердышом.
Здесь тайна есть.
МАРЦЕЛЛ. При нас об эту пору
Два раза так он промаршировал.
ГОРАЦИО. Ума не приложу, что это значит,
Но, видимо, державу ожидает
Досель невиданное потрясенье.
МАРЦЕЛЛ. Наверное. Присядем, господа.
Кто может мне ответить, почему
Свирепствуют ночные патрули?
Зачем всю медь на пушки переводят,
А золото – на порох заграничный?
Зачем неделями, без выходных,
Потеют корабелы? Как случилось,
Что в круглосуточную круговерть
Втянул нас труд тяжелый? Кто мне скажет?
ГОРАЦИО. Я. Но за достоверность не ручаюсь.
Должны вы знать, что бывший наш король,
Представший нынче в виде привиденья,
На поединок вызов получил
От короля норвежцев Фортинбраса,
Самоуверенного гордеца.
Условия такие огласили:
Норвежец ставил на кон королевство,
А наш достойный государь – свое,
И тот, кто побеждал в единоборстве,
Удваивал владения свои
За счет того, кто будет побежден.
Так старший Гамлет – признанный боец, —
Убив Норвежца, взял его страну,
Во исполненье пунктов договора.
Но сын Норвежца, юный Фортинбрас,
Горячий, как расплавленный металл,
Чуть ли не всю Норвегию обрыскал
И понабрал таких сорвиголов,
По ком веревка плачет, кто способен
За хлеб и воду горло перегрызть.
И с этим сбродом хочет Фортинбрас
Вернуть назад – чего он не скрывает —
Посредством силы собственные земли,
Каких он был в младенчестве лишен.
