Отступающие немецко-фашистские войска становились всё более остервенелыми и омерзительными в своих действиях. Они старались оставить после себя как можно больше страдания и боли, мстили за то, за что их начинания провалились громко и с грохотом, как огромный медный таз в больничном коридоре. Конечно, вся эта гадость проистекала от немногих, ведь простые солдаты и офицеры в основном просто исполняли приказы, но так жаль, что эти немногие сумели испортить так много. Какая глупость, какая бесконечная глупость – завоёвывать мир, ведь мир – это каждый из нас в отдельности и все мы, вместе взятые. Завоевать мир – значит уничтожить себя, отдать наполненность и приобрести бесконечную пустоту.
Мы так боимся упоминать слово «Дьявол», думая, что это некая массивная субстанция, сидящая на кровавых облаках и жалящая взглядом всех и каждого в надежде наказать и уничтожить как можно больше. Но наказывали и уничтожали не дяди с красного облака, не огромный кабан с человеческой головой и рогами, наказывали и уничтожали обычные на первый взгляд люди, христиане, прихожане. Как они могли допустить это? Просто искали не там? Просто забыли, что всё начинается с себя? Просто вспоминали единственное слово «Я» и забывали слово «Мы»? Наверное, просто думали, что они огромные и важные, а жизнь – бесконечна и неуязвима, просто переоценили, возвысили себя, не понимая, что жизнь – это только короткая вспышка, которая призвана нести свет в будущее, в бесконечность, к Богу, а сами они лишь маленькие песчинки, которых Господь наделил способностью осознавать себя и думать не просто так, а во благо…
* * *
Городские окраины уже полыхали. Слышались отдалённые крики и детский плач. На мостовой кое-где виднелись трупы солдат и животных, обрывки одежды, нагромождения различных предметов. Из пробоин в стенах домов выливались потоки воды, в самих пробоинах просматривались уютные в прошлом жилые помещения с картинами, старинными шкафами, ванными и туалетными комнатами, одинокие старики не спеша перемещались от одной руины к другой, опираясь на палки или уцелевшие фрагменты изгородей.
Удар был неожиданным, никто в городе не предполагал, что крупное, непонятно откуда взявшееся соединение немецких войск окажется в освобождённом советскими войсками городе. Гарнизон был невелик и практически не готов к утреннему вторжению. Солдат расстреливали в постелях и около умывальников, обнажённых или полуодетых. Незначительная часть охраны гарнизона попыталась дать отпор, но силы были неравными.
Молоденький лейтенант, отстреливаясь, уходил всё дальше и дальше от центра, всё ниже и ниже становилась городская застройка, всё меньше и меньше оставалось сил и патронов в автомате. Перебежав через ветхий мостик над шумящей речкой, он увидел в непосредственной близости небольшой сарай с открытой настежь дверью. Сознавая, что никаких шансов на продолжение боя у него нет, он резко рванул в сторону, забежал в помещение, пересёк небольшую комнату и увидел в конце ещё одну дверь, большую и мощную, с огромным железным запором. Лейтенант нырнул в небольшую каморку и задвинул засов. Уже совсем рядом раздавался топот преследовавших его немцев. Слышно было, что некоторое время они находились в замешательстве, видимо, размышляя, куда так неожиданно мог деться беглец, но после решение было принято, и лейтенант услышал топот людей, входящих в помещение сарая. Совершенно неожиданно для себя он обнаружил, что рубашка его измазана кровью, которая текла из крупной раны в области живота. Наскоро перевязав её обрывком рукава, лейтенант вдруг почувствовал, что голова его наливается свинцом, а глаза смыкаются с неистовой силой. Он присел на клочок подмокшего сена. В это время преследователи начали выбивать дверной засов. Лейтенант почувствовал, что уже не может сопротивляться усталости и потере крови, закрыл глаза и забылся в чутком, удивительно ясном и прозрачном сне.
* * *
Тёплое, разливающееся по всему небосводу сияние солнце обнимало невысокие городские домики. Необыкновенное спокойствие и размеренность царствовали повсюду в этот ранний утренний час. Стояла самая середина лета. Мама, удивительно красивая, в лёгком, воздушном платье, держала на руках очаровательного светловолосого крепыша, который звонко смеялся, и смех его разносился по всем дворам старого центра. Птички в скворечниках и на ветках многочисленных деревьев вторили смеху малыша радостной, воодушевляющей трелью. Воздух был необыкновенно чистым, пропитанным разнотравьем и ароматами бульварной аллеи, на которой расцвело в это время необыкновенное количество различных цветов.
«Смотрите все, слушайте все, нам сегодня полгодика!» – кричал с балкона третьего этажа счастливый папа, а мама, немного стесняясь такого бурного проявления радости, просила его кричать чуточку тише. Время как будто встало и затаилось. Машины не спешили заводиться и уезжать со своих привычных мест, в выходной день никто не спешил на работу в метро и на трамвай, отдельные любители прогулок по лесам и дачники, потягиваясь, выходили из подъездов с тугими зелёными рюкзаками и удочками.
