Лин лежала на старом небольшом диванчике в своей крохотной комнатке, слушая шум осеннего дождя. Из небольшого квадратного окна лился тусклый дневной свет, а по мутному стеклу барабанили дождевые капли. Осень взялась за свои права в этом году стремительно: не успел закончиться летний период, как в первый же день осеннего занялась мощная гроза, и уже неделю не прекращался противный дождь с пронизывающим ветром. Лутовчане не успели убрать с полей поздние овощи. Кто-то пытался собирать тыкву, но утопал по колено в грязи, плевался и бросал это занятие. Лин было всего пятнадцать, но за свою жизнь она повидала столько горя, что выглядела на все двадцать пять, а её каштановые волосы уже пробивались сединой. В комнатке было одно крохотное зеркальце, в которое она каждое утро высматривала «предателей» – седые волосы – и дёргала их.
Она запустила руку под подушку и достала небольшой портрет в рамке: на неё с любовью смотрели мать и отец, весёлые и молодые, такие живые! Бережно провела пальцем по деревянной резьбе и предалась воспоминаниям: вот мать готовит завтрак в их большом трехэтажном доме, а отец вышел кормить лошадей. Ему днём ехать на ярмарку в Лут, продавать фрукты – лето выдалось замечательным, и излишков много. А Лин всего восемь, она ходит с куклами в обнимку и думает об окружающем мире хорошо, любит всех вокруг!
Потекли слёзы. С тех времён остались одни воспоминания и трехэтажный дом, который, однако, давно Лин не принадлежал.
Вдруг во входную дверь постучали. Она прислушалась к звукам снаружи. Кого это ещё принесло в такую погоду? По лестнице спускался её второй отец – Вилькун. Она терпеть не могла этого человека, даже несмотря на то, что он был родным братом её любимого отца. Но отца больше нет, и матери нет. И теперь ей приходится жизнь с чужими людьми, называть их своими родителями, в реальности пребывая в статусе дешёвой прислуги, а не дочери.
Входная дверь открылась, послышались голоса, кто-то шумно вошёл.
– Лин, быстро сюда! – услышала она голос Вилькуна.
Надев тапочки и выскочив из комнаты, она пробежала кухню и вышла в парадную: у двери стоял усатый представитель королевского ополчения, с которого ручьями стекала на пол вода, а большие сапоги его были до самых своих бортиков в грязи.
– Возьми тряпку и вытри господину обувь, а плащ развесь у камина, и вытри тут полы, да побыстрее! – скомандовал Вилькун, который и сам выстроился по струнке перед господином из королевского ополчения.
– Не желаете чаю, а может молока с мёдом, или яблочного сидра? – мило и заискивающе спросила у гостя её вторая мать – Варисса. Её Лин любила не больше, чем Вилькуна. Но та хотя бы не била.
Лин уже бежала назад с тряпкой и ведром. Упав перед гостем на колени, она принялась отмывать с его сапог грязь. Тот на неё посмотрел сверху вниз и даже не удостоил и словом.
– Яблочным сидром я бы с удовольствием угостился, госпожа, – вальяжно поведал он, проведя пальцем по длинным усам. – От такого никогда не отказываюсь, даже будучи на службе!
Лин уже закончила с обувью и постелила перед гостем выжатую тряпку. Тот встал на неё и вытер подошвы сапог.
– Шевелись уже, – прикрикнул Вилькун, – возьми плащ у господина!
Лин схватила плащ, слегка встряхнула и понесла в служебную комнату. Там развесила перед камином на специальную сушилку. В служебной комнате спали конюх и кухарка под одним одеялом. Она постаралась не смотреть на них, слегка покраснев. Когда же вернулась в парадную с ведром чистой воды, дорогой гость, оказывается, уже прошёл в гостиную.
Лин протёрла от следов пол, проверила чистоту, проведя пальцем по поверхности и пристально на него посмотрев – вторая мать поднимет её на смех, если на полу останутся хотя бы какие-то разводы. Грязную воду из ведра выплеснула на улицу, прополоскав тряпку, развесила ту сушиться. Наконец, покончив с «грязным» делом, она тихонько подкралась к дверям гостиной, села, свернувшись калачиком, и прислушалась к голосам.
– Какой вкусный сидр, давно такого не пил! – раздалось из-за двери.
– Муж сам его делает, – ответила довольно Варисса. – Так, что Вы говорите, королевский указ такой? Очень странный указ, уж простите мою подозрительность, всё-таки я её мать, хоть и не родная, но забочусь о ней как о своей единственной дочери!
Лин вся сжалась – речь велась именно о ней!
– Да, всех, оставшихся без родных родителей, собрать во дворце и срочно принять на королевскую службу в связи с непредвиденными обстоятельствами.
– А что, простите, за непредвиденные обстоятельства? Это как-то связано с тем драконом, которого… – начал было Вилькун.
– Именно с ним, – оборвал представитель ополчения. – Именно с ним, чёрт бы его побрал, этого дракона!
В Луте иногда видели драконов, залетающих так далеко от гор, где они, собственно, и живут, но это было весьма редко. А уж ловить их – было совсем немыслимое событие. Драконы, как известно, предпочитали скорее убивать себя, чем быть пойманными и содержаться в позорном плену. А на прошлой неделе по всему городу прошёл слух, что якобы королевские войска каким-то образом поймали раненого дракона, и ночью перевезли того на сорока волах в подземелье замка.
