Однажды я увидел выброшенную стопку книг, аккуратно перевязанную бечевкой. Они лежали у контейнеров, чуть в сторонке на старой тумбочке. Тут тебе и Чехов и Толстой, Джек Лондон и Джонатан Свифт. И еще много книг других писателей и поэтов, за кем наше послевоенное поколение гонялось, доставая желанную литературу по подписке, через знакомых. Было престижно иметь дома свою библиотеку, по которой можно было судить о ее обладателе, как о культурном, образованном человеке.
Теперь полки с книгами стали не нужны, они «портят» интерьер квартиры, их безжалостно выбрасывают на помойки, в лучшем случае раздают оставшимся книгочеям. Даже библиотеки стали выставлять «списанные» книги на разбор всем желающим.
Рядом с книгами стояла стопка общих тетрадей. Открыв первую и прочитав пару страниц, я понял, что это дневники. Не знаю почему, но меня заинтересовало их содержимое. В них чувствовалась искренность повествования, говорилось о взаимоотношениях двух творческих друзей.
Стопка была внушительной, тем не менее, я решил взять ее домой и почитать. Бывает, что и на помойке находят бриллианты…
Дома я не пожалел, что захватил тетради. Почитав, подумал: если выбрать некоторые моменты, то получится нечто интересное вроде повести даже для широкого читателя.
Беспокоила этическая сторона. Но если рукопись не уничтожили, значит сама судьба распорядилась так.
Как подмечено в народе: божий дар – не яичница. Писать дневники, откровения, это ли не дар? Но что движет людьми, которые оставляют подобные исповеди? Может у них такой склад ума, духовная потребность – копаться в себе, анализировать свои и чужие поступки, желание понять, проникнуть в тайны психологии человеческих отношений?
По ходу чтения вопросов у меня возникало все больше.
Действующие лица рукописи – Арсений и Роман почти ровесники. «Одна, но пламенная страсть» связала их судьбы, это увлечение творчеством.
Арсений, от имени которого ведется повествование, как видно из рукописи, – «известный в узких кругах» поэт, прозаик, публицист уважаемый и талантливый человек, несущий людям радость и мудрость слова.
Что толкнуло его на эту исповедь? Боль, давняя обида, неудовлетворенность собой, прошлым или настоящим?
Роман – близкий друг Арсения, его наставник. Исповедь не ограничивается одними рассуждениями, холодным анализом прошедших взаимоотношений. Интересны воспоминания из детства героя. И далее – целая жизнь с ее радостями и огорчениями предстает перед глазами читателя. Арсений сетует по поводу неожиданного разрыва, сожалеет о невозвратности прошлых безоблачных дней. Бушуют творческие и человеческие страсти…
История, которая здесь описана, уникальна, как и любой человеческий опыт. Повесть будет полезной, прежде всего, начинающим авторам, желающим понять себя и свое место в творчестве.
ГЛАВА 1. Посвящение в избранные
– Я слышал и раньше о Романе, как об известном поэте задолго до своего вхождения в местную богему.
Перед тем, как нам познакомиться, я уже попробовал свои силы в местных газетах – меня печатали. Но хотелось понять: стоит ли и дальше поддерживать обуявшую меня страсть в солидном возрасте – писать стихи, заниматься этими «глупостями», как считают некоторые серьезные люди. Хотелось обрести единомышленников.
Как-то узнал, что в городе основали бардовский коллектив с необычным названием – «Поющий Источник». Он базировался при санатории «Алмаз Кавказа». Руководил бардами всего региона, собрав их под крышей здравницы, главврач Евгений Николаевич Никишин, поющий и играющий на гитаре энтузиаст. Я решил сначала показать стихи ему.
В приемной меня даже не спросили о цели визита. По внутренней связи секретарша доложила шефу: «Евгений Николаевич, к вам тут молодой человек… – Осознав, что сделала промашку, не спросив даже имени, глянула на меня. Я шепотом назвал себя. Она повторила в микрофон.
– Хорошо, разберемся, впусти, Надя, – пророкотал из устройства связи приятный баритон.
– Заходите.
Я зашел за солидные двойные двери. За столом сидел лысоватый мужчина, приятной наружности, пристально смотревший на меня в упор. Он встал и протянул руку.
Я представился, извинился за то, что побеспокоил занятого человека. Сказал, что меня интересует бардовский клуб, которым он руководит.
Никишин спросил, что конкретно меня интересует.
Я ответил, что хотел бы кому-то показать свои стихи, посоветоваться, стоит ли мне продолжать это дело…
– Знаешь, Арсений, извини, что обращаюсь на «ты», мы с тобой творческие люди, а у нас все проще – без отчеств и прочих расшаркиваний, ты не против? – словно испытывая меня, спросил хозяин кабинета. И, не дожидаясь ответа, продолжил в том же духе, – я не являюсь докой в этом вопросе, но могу показать стихи кое-кому, у нас в клубе есть неплохие поэты. Не исключено даже, что кто-то заинтересуется, напишет на твои слова песню, а то и не одну…
Я заворожено смотрел на него, словно на кудесника, плетущего замысловатую вязь из слов. А он добавил:
– Если не напишут, ничего страшного, сотворчество – дело тонкое. Пока походишь к нам, присмотришься, а там видно будет.
Меня не коробила его фамильярность, наоборот, доверительный тон обнадеживал. Я выразил сожаление, что стихи написаны от руки, а мой почерк не каждый разберет…
