Сентябрь 1087 года
Она смотрела, как от порывов ветра подрагивают короткие и тонкие как лезвие меча листья винса[1], словно готовые уже сейчас покинуть эти северные края. Кустарник плотно разросся с пологой стороны холма, на котором стоял замок – его деревянные башни виднелись сквозь деревья на опушке. Вдалеке грохотали волны, разбиваясь о каменистые стены: гладкие, отшлифованные морем, неприступные. Сквозь пелену слёз было сложно разглядеть опустевшие поля у подножия замка – в это время всех людей, трудящихся на земле, загнали внутрь, за ворота, словно опасаясь нападения. Рыцарям и лучникам приказали оставаться на своих местах, иначе никто не останется в живых…
Все боялись, что за ней придут.
Горькая усмешка на мгновение исказила её губы – никто за ней не придёт. Её сожгут до того, как солнце успеет высоко подняться, озаряя привязанную к столбу девушку на опушке леса.
Вокруг неё, негромко переговариваясь, ходили люди её дяди Балларда Маккея, который ещё не появлялся на поляне, чтобы не встречаться с ней взглядом. Время словно остановилось. Свист ветра смешивался с отдалённым рокотом моря и исчезал вслед за уходящим предрассветным туманом.
Она старалась дышать ровно и глубоко – уже поздно пытаться вырваться: ей не позволят сделать ни шагу. Поздно звать на помощь, ведь её голос точно так же, как и море, разобьётся об гладкие стены неприступного замка, который почти двадцать лет служил ей домом. Поздно надеяться, что случится волшебство, и её спасут, отвезут обратно в крепость и всё будет так, как прежде.
Когда Баллард поравнялся с ней и небрежным взглядом окинул толстые верёвки, которыми её крепко привязали к столбу, она не удержалась от колкости:
– Ждать осталось недолго, дядюшка, – её голос предательски дрогнул. – Мои волосы и платье сухие, поэтому сгорю быстро, как факел в безветренную погоду.
– Глупая девчонка! – Баллард поморщился. На его лбу блестели капельки пота. – Я пытался спасти тебя! Но сейчас уже ничего не могу изменить.
Она закрыла глаза и почувствовала, как по щекам потекли слёзы. На мгновение вспомнила, как в детстве дядя, возвращаясь из походов, рассказывал ей небылицы и привозил небольшие подарки: деревянные фигурки воинов и лошадей, стеклянные бусины, мотки ниток, отрезы тканей, из которых можно было шить кукол… Она собирала всё это в сундучок, который берегла как зеницу ока. Даже мама не могла прикасаться к нему без разрешения.
Первые куклы, набитые гусиным пухом, были настолько нелепыми, что дядя едва сдерживал смех, когда она показывала ему свои сокровища. Кое-как пришитые стеклянные бусины на месте глаз, кривой рот с неловкими стежками, наряды из разных лоскутков… Дядя всегда приговаривал, что она вырастет умелой хозяйкой и будет уверенно править замком в отсутствие своего супруга. Именно того супруга, брак с которым оказался ценой свободы для дяди, не желавшего признавать власть Вильгельма Завоевателя. Именно того супруга, который находился сейчас слишком далеко от неё, чтобы успеть вытащить из беды прежде, чем огонь перекинется на подол её платья.
Вчера Баллард вынес ей смертный приговор. Обвинил её в предательстве своего народа. Обвинил её в браке с нормандским рыцарем, которому она сопротивлялась изо всех сил. Обвинил её в смерти отца. Призвал к ответственности и за гибель его жены и сына. Ей заткнули кляпом рот, раз она не прекратит кричать, словно раненая птица. Не дали сомкнуть глаз этой ночью, бросив в погреб со связанными руками. Не дали ни единой возможности оправдаться…
Её лишили всего, кроме вида замка на холме в сияющих лучах рассветного солнца. Последнее, что она увидит перед тем, как огонь поглотит её тело.
Баллард приблизился к ней и, понизив голос, произнёс:
– Я в последний раз прошу выдать твоего норманна для совершения суда.
– Дядюшка, ты же заклеймил меня как предательницу, неужели готов отказаться от своих слов? Нет уж, сам избрал этот путь. Теперь поздно с него сворачивать!
– Ты можешь покаяться, Кларисс! – воскликнул он. Метнув на него взгляд, она увидела, как его лицо покраснело от злости. – Никогда не поздно!
– Это ничего не изменит, – севшим голосом отозвалась она. – Я чуть не отравила его по твоей просьбе. Не сдала крепость. Препятствовала вашему поединку! Пыталась спасти тебя ценой своей жизни. Но не смогла защитить отца от твоих козней. Поставила своих людей под удар ради сохранения мира! И всё ради чего? Чтобы ты объявил меня предательницей? Чтобы показал всем кланам, что ты здесь главный?!
Гнев придавал ей сил. Она чувствовала, как жар постепенно охватывает её тело. Чувствовала боль от того, насколько сильно сжались руки в кулаках. Пока она жива – будет бороться! Пока она жива…
– Это ты предатель! – прошипела Кларисс. – Мне нечего бояться перед богом и судом! Тебя настигнет кара за всё зло, которое ты со своими приспешниками причинил людям! Они пошли за тобой сюда, к Иннис-броху, надеясь, что ты щедро одаришь их, но видит бог, что ты в итоге заплатишь за всё!
Она видела, как вздулись вены на его висках и налились кровью глаза. Баллард, сплюнув, резко отошёл от неё как от прокажённой.
