Разрешите представиться: Кот! Большой, рыжий, с белыми полосками котище, с генеральскими усами и пронзительно-зелеными глазами. В полном расцвете сил. А почему именно Кот? Да так, для краткости и устранения неразберихи. Знаете, как бывает – придумывать имя лень, к тому же вдруг да не угадаешь, а Кот – самое то: «Эй, Кот! Кис, кис» или «Котик, рыбки хочешь? А Китикэта?» (тьфу, гадость какая!), а то и «А ну, Кот, пшел отсендова!» По-всякому, в общем. Мда…
Вот так и привык к прозвищу. А вообще-то, меня зовут Веня. Митрохин.
«Что за странное имя для кота?» – спросите вы. И будете правы, хотя и частично! Это не имя странное, а я, вернее, моя внешность. И я вовсе не кот, а такой же человек, как и вы. Внутри. Не верите? Я бы тоже не поверил, но – увы! – так уж получилось. Нет, умом я не тронулся и в костюм кота тоже не облачался для повышения, так сказать, охмуряемости дам – с с дамами у меня и без того полный порядок. Я действительно кот, хотя раньше и был человеком. Но обо всем по порядку.
Все началось одним ранним майским утром выходного дня, когда солнце, сговорившись с одуревшими от тепла птицами, не дает поспать лишний часок. Первое нахально врывается в комнату даже сквозь плотные занавеси, так и норовя «засветить» в глаз, а вторые надрывно щебечут переливами, словно пришел конец света. И даже попытка зарыться с головой в душные подушки не приносит долгожданного покоя и умиротворения.
Только не подумайте, будто я брюзга какой. Нет! По натуре я жизнерадостный оптимист и даже очень люблю и солнце, и весну, и всяких там птичек-воробушков. Но не в пять утра, и не когда ты, вернувшись с шумной дружеской вечеринки в четыре часа, прилег наконец сладко вздремнуть!
Сам-то я почти не пьющий – не люблю это дело. Пропустил пару рюмочек самодельной клюквенной настоечки, а потом весь вечер сидел дурак дураком да смотрел, как честная компания медленно «наклюквивается». Мне бы уйти сразу, да вот не получилось. Так и просидел до утра, пока последний из гостей ликом в салат не опустился. Растащил, значит, всех по диванам и кроватям, а сам – до дому. Только прилег, и тут – на тебе: солнце, птицы… А, чтоб тебя!.. Еще и будильник в телефоне запиликал.
В общем, сну пришел конец. Причем, окончательно и бесповоротно.
Вздохнул я, сполз с кровати и угодил ногой в бокал с холодным чаем. Надо же, забыл! Специально ведь поставил, вдруг ночью (вернее, утром) пить захочется. Напился… Сижу с задранной ногой и мокрыми растопыренными пальцами и смотрю, как по полу растекается темная лужица. Нет, вот же невезуха!
И стоит подумать о проклятой невезухе, как она мгновенно приклеивается к тебе и преследует весь день. Яичница пригорает к тщательно отскобленной сковороде, чего с ней обычно не случается. У чайника в самый неподходящий момент отваливается ручка. Бутерброд с маслом и джемом по неизвестной причине выскальзывает из пальцев, падает на колени и оттуда медленно, словно издеваясь, сползает на пол и устраивается на нем опять же липко-масляной стороной. А когда, дочиста отдраив половой тряпкой кухню и пролив полтаза воды мимо унитаза, собираешься принять прохладный душ, из него вместо ожидаемой этой самой прохладной бьет струя кипятка. И совершенно непонятно, откуда в трубе с холодной водой взялась горячая. От раскаленных струй, жалящих тело, словно рой обезумевших ос, внезапно наступает такая бодрость, что ты вмиг выскакиваешь из ванны, подобно олимпийскому прыгуну в высоту…
А тут еще и Серега Спицын названивает.
Нет, не буду брать трубку. Не хочу!
Телефон надрывается, потом смолкает. А через минуту-другую опять начинает кружить по столу, жужжа вибромоторчиком. Скрепя сердце беру телефон и, артистично изображая голосом вяло-сонное состояние – какой уж тут сон! – отвечаю:
– Алло-у.
– Веня? Здоров, друг! Как делищи? – Бодрый, с хрипотцой бас Сереги врывается в ухо, молотя по барабанной перепонке, словно папуас дубиной по родному, обожаемому дун-дуну1.
– Серый, какие делищи? – морщусь, отодвигая телефон от уха. – Ты вообще на время смотрел?
– Ну?
– Баранки гну! Полшестого утра, между прочим, – ворчливо отзываюсь я.
Нет, все-таки Серый – нахальный тип! Я уже чувствую, сейчас будет что-нибудь клянчить. Халява – его конек.
И точно:
– Ну извини! Слушай, ты не мог бы подбросить меня до аэропорта? Оксанка прилетает, а я тут закрутился.
– Серый, ты в своем уме? Я спал всего час, – начинаю выкручиваться, хотя по опыту прекрасно знаю, что меня уже ничто не спасет. – Бензина ноль, и денег ни шиша.
– Деньги… Да чего деньги-то! – с нахальной простотой заявляет Серый. – А заправка там, по пути. Зальешь.
Нет, как вам нравится – «зальешь»! Вот взял бы и сам залил. А до аэропорта, между прочим, пилить полсотни «кэмэ» в одну сторону.
– Серый, я серьезно, – хнычу я в трубку. – Честное слово, не могу.
И тут начинается:
– Я так и знал, – раздельно, с укором, произносит Серый. – Когда тебе надо было, я тебя выручил. Эх, никто добра не помнит. Помнишь, пятерку занял? А ведь у меня тогда тоже напруга с бабками была.
Пятерку он занял! Да это было еще при Мамае! Пятерка отдана три года назад, а проценты на нее, будь она трижды проклята, до сих пор капают! То подвези, то одолжи, то пузырь поставь. Чес-слово, сил моих больше нет! Вот возьму и пошлю куды подальше, и прямо сейчас!.. Но вдруг понимаю, что не смогу. Не такой у меня характер. Серый, конечно, нахал, прощелыга и стяжатель, и все же…
