Серый туман стелился по улицам города подобно лапам уродливого бесформенного чудовища. Днем он прятал от взгляда синеву неба, ночью зловеще вился вокруг факелов и фонарей. Туман пах грязной влагой и машинным маслом. Он вбирал в себя смог от передовых производств и дешевых папирос.
Если бы Цзяо Яна спросили, нравится ли ему этот город, он непременно ответил бы, что в более паскудные места его жизнь не заносила. Пожалуй, он и сам прекрасно понимал, что эти слова будут ложью.
Сердце Яна стучало с Лондоном в едином ритме, он вдыхал полной грудью его серый воздух вместе с одурманивающим ядом, что сейчас мягко тлел в раскуренной трубке, а тонкая струйка опиумного дыма точно так же становилась частью лондонской мглы.
Ян сидел на крыше, привалившись к печной трубе, и полузакрытыми глазами наблюдал, как копошатся в тумане темные фигуры, похожие на людей. Все это – сколько возможно разглядеть – были его охотничьи угодья. Так забавно: даже скажи кому подобное вслух – и собеседник ни капельки не удивится. В Лондоне о милосердии, точнее, о том, что вообще существует такое слово – милосердие – вспоминали только стоя на подмостках виселицы, когда палач уже положил руку на рычаг. Причем попадали на виселицу чаще за двусмысленные шуточки в адрес Его Императорского Величества, короля Гранбретании, и почти никогда – за пару аккуратных трупов, выкинутых в Темзу в предрассветный час. «Кто сильнее, тот и прав» – словно говорил безукоризненно серый город, и Ян мысленно улыбался, полностью разделяя такой подход.
– Господин Цзяо! Беда! – чей-то мерзкий голос испортил умиротворенное созерцание.
Ян резко обернулся – и младший слуга, только что выбравшийся на крышу сквозь открытый люк на чердак, поспешно потупил глаза. Боится. Они все его боятся. И в то же время почти боготворят. Странное чувство – оно Яну чертовски нравилось.
Легкий жест, переливы эссенции на кожаном браслете – и в ладонь лег верный меч, так естественно, будто бы не его – все-то около года назад – пришлось медленно, как норовистого скакуна, приучать к плетениям чужой, гранбретанской магии.
Возник, сверкнул сталью – и вновь растворился. Здесь, в тени чопорной столицы, не найдется ни одного соперника, действительно достойного этого меча. Ян называл его «огонь и мрак», и верил, нет – знал, что у меча есть собственная душа. Не стоит оскорблять его всяким сбродом.
Ян легко сбежал по лестнице на первый этаж – и остановился, лучезарно улыбаясь полицейским в черных кожаных мундирах с золотыми, точнее – золочеными, кто будет тратить золото на простых патрульных? значками и бляхами.
Слуги, что до сей поры, кланяясь и лебезя, пытались хоть как-то сдержать непрошенных гостей, ненавязчиво сместились Яну за спину. Тот лишь усмехнулся – что взять со слабаков?
– Опиум есть? – стараясь выдержать суровый тон, спросил молодой следователь, подтянутый и, надо сказать, довольно симпатичный. Для гранбретанца.
– А свой закончился, офицер? – нахально спросил Ян, за что был удостоен болезненного тычка под ребра дулом двуствольной винтовки одного из патрульных.
Под прицелом не менее трех ружей, Ян медленно поднял руки вверх.
Первым делом следователь вытащил заткнутый у него за пояс пистолет. Ян проводил его тоскливым взглядом: «третий за два месяца. И где, интересно, я их наберусь?». Впрочем, понятно где – во тьме трущоб можно добыть что угодно.
Руки полицейского скользнули под сюртук, холеные ладони довольно бесцеремонно касались ткани рубашки.
– Как вам не стыдно, офицер, – Ян театрально взмахнул ресницами, – лапаете меня, взрослого парня. Ваши коллеги могут подумать что-нибудь неприличное.
– Заткнись, извращенец, – рявкнул следователь, смущенно краснея. Ладони переместились ниже, к карманам штанов. Ян вскрикнул и кокетливо качнул бедрами:
– Ну знаете, это уже переходит все границы! Продажных девиц будете за такие места хватать, а меня не надо!
Полицейский отскочил, как ужаленный. Смачно сплюнул на и так грязноватый пол и раздраженно махнул рукой, приказывая подчиненным следовать за собой – в недра клуба, конечно же, не потрудившись вернуть конфискованное оружие, но Ян все равно довольно усмехнулся, поздравив себя с сохранностью некоторых милых сердцу, но не слишком законных штук.
Конечно же, они ничего не нашли – честно говоря, не сильно-то и искали, опиум был необходим серому Лондону, как хлеб насущный. Вдобавок, старик Чжэн и старик Фу умели прятать, как никто. А что еще остается клану торговцев дурью из страны, некогда называемой Поднебесной? Жалкому, слабому клану, пресмыкающемуся перед властью, перед большими и сильными группировками, перед аристократами и толстосумами – перед всеми.
Ян вряд ли мог однозначно ответить, почему все еще остается с ними – убивает пешек и тратит время на запугивание королей преступного мира. Неужели из благодарности к доктору Фу, который заштопал ему проткнутое насквозь сердце? Ян непроизвольно дотронулся до шрама на груди. Может и так, что с того?
Но даже сейчас, когда дело пошло на лад, а в глазах живущего в грязи сброда поселялся суеверный страх, стоило лишь упомянуть несколько деяний – оставались те, кого трогать нельзя даже пальцем. Полицейские, королевские гвардейцы, высокородные магистры. Потому что они – закон. А Ян просто одинокий, хоть и талантливый, убийца, имеющий за спиной только горстку напуганных торгашей.
