Пролог
О боге из цитадели, что притаилась среди неприступных гор Меарра, говорили всякое.
И будто многие лета назад, когда в результате почвотрясения истончилась грань между Эрой – миром людей и Подэрой – миром богов, он с еще шестерыми соплеменниками прорвался сюда через образовавшуюся прореху.
И будто старик из ближайшей деревеньки, пасший в ту пору на сочно-зеленых меаррских склонах круторогих баранов и пугливых овец, слышал вой и стон, вырвавшийся из Подэры вслед беглецам.
И будто вой и стон эти казались криком тысяч глоток и плачем бесконечного числа сердец.
И будто, подбежав к краю ущелья, видел пастух в пространстве меж двумя мирами смрад и нечеловечный огонь Подэры, где богов стало так много, что они уже не находили места себе и друг другу и задыхались и пожирали друг друга, как мерзкие ночные ткачи, посаженные в один крохотный кувшин.
И будто, увидев, как прекрасен и пуст Меаррский дол по сравнению с кошмарами их прежнего мира, боги падали на колени и прикасались губами к зеленой, как драгоценный нефрит, траве.
И будто заметили они старика и одарили его Благословением, а за это он проводил их в долину и обучал человеческому языку.
И будто жили они целое лето среди людей, принимая от них дары и осеняя Благословением женщин и младенцев.
И будто, первым догадавшись, что эта земля слишком прекрасна, чтобы делиться ею с другими, бог из цитадели вероломно убил своих братьев в ночь, когда те легли спать.
И будто то было первое расчетливое убийство, которое знала Меаррская долина с момента своего существования.
И будто кровь их, нечеловечного цвета, обильно залила пол комнаты, и сквозь доски проросли цветы на этом месте.
И будто лишь один из шестерых, попавших под заклание, выжил, упав на колени перед убийцей и моля пощады.
И будто бог из цитадели, смилостивившись, разрешил тому навсегда покинуть горы Меарра и уйти искать себе пристанища в других краях, при этом запретив без особого на то приглашения возвращаться.
И будто люди, пребывая в ужасе от увиденного зрелища, пали на колени перед вероломным и жестоким богом, умоляя не лишать жизни и их.
И будто позволил он им жить, поработив тяжким трудом и повелев разбить в горах Меарра каменоломни, и таскать тяжелый камень, и строить цитадель, вышины и размаха которой не видели прежде в мире людей.
И будто создал он из молодых мужчин себе войско, тренированное и свирепое.
И будто боги Подэры, прогневавшись на Эру за то, что молча покорилась хранителю цитадели, выслали сюда своих чудовищ: каменношкурых виргов и зубастых оранов.
И будто с тех пор развязалась бесконечная война, в которой мирный народ вынужден биться бок о бок с жестоким богом из цитадели: он – потому что не желает пускать сюда кого-то еще, они – потому что лучше покориться одному убийце, чем испытывать гнет многих.
Но Кайлин не было дела до того, что творилось на другом краю Эры, и слухи о боге из цитадели совершенно не волновали ее.
Часть 1. Нершиж
– Кайлин! – кричала мачеха, для пущего удобства при беге подоткнув подол нарядного платья так, что виднелись крепкие загорелые ноги. – Кайлин, дрянная девчонка! Куда ты запропастилась? Отец уже два хода солнца ищет тебя!
Услышав ее пронзительный вопль в очередной раз, Кайлин поморщилась. Отец наверняка рассердился за отсутствие непутевой дочери и всыплет по первое число за то, что опять бросила сети на берегу прямо с уловом в них и сбежала. Не станет слушать, что от колючих плавников рыбы-стрелы у нее болят пальцы, а от монотонной работы на солнцепеке – голова. Не родись она девочкой – скорее всего, вообще убил бы, а так приходится ее терпеть. Женщины на Нершиже слишком ценятся, чтобы лишать их жизни. Даже тех, кто сам лишил жизни других.
Кайлин убила свою мать, неловко выйдя при рождении из ее чрева. Отец, конечно, взял себе другую жену, которая родила ему еще детей, но первой дочери порчу имущества так и не простил. Всю жизнь Кайлин приходилось за это отдуваться.
Над голубым, лишенным облаков горизонтом вставали паруса, и она уныло вгляделась в даль океана. Нерпу-Поводырь не обманул и на этот раз, привел новых гостей. Чужаки на удаленном от всех материков Нершиже ценились, пожалуй, даже больше женщин, а за хорошо подвешенный язык и хитрый ум отец любил Нерпу-Поводыря крепче всех на свете. Даже крепче нынешней жены, родившей ему здоровых детей.
Мать Кайлин приходилась ее отцу сестрой-через-одну-кость, поэтому старший братик родился больным и умер в три лета, неловко оцарапав ногу острым краем рапана. Кровь так и не сумели остановить, и он истек ею до смерти на руках родных под их горькие стоны. Сама Кайлин, правда, оказалась здоровее. Она множество раз падала на скользких прибрежных камнях и разбивалась, но ссадины заживали тем быстрее, чем чаще омывались соленой океанической водой. Но даже это не радовало отца: она оставалась ребенком, а значит, все эти лета считалась бесполезной нахлебницей.
Его не смягчило даже то, что океан бесплатно подарил ему новую женщину. Торговый пятидесятивесельный барг, на котором мачеха Кайлин плыла к своему тогдашнему жениху, напоролся на Опасный Риф в бурю. Наутро весь берег Нершижа усеяли обломки драгоценного дерева и остатки чужого скарба. И тела. Выжила она одна. Стройная, с длинными золотистыми волосами и налитыми грудями, спасенная сразу приглянулась старейшине Нершижа. Уже тогда тот и вправду был стар: мать Кайлин приходилась ему третьей женой, ну а эта стала четвертой. Иногда, видя их в саду во время любовных утех, Кайлин передергивалась невольно. Когда-нибудь и ее заставят лечь со стариком.
