Часть первая. Становление
1
Майкл медленно прохаживался перед питейным заведением Николса, мурлыкая под нос «Наша служба и опасна и трудна…». Он пытался гнать прочь навязавшийся мотив из знаменитого на всю страну телесериала, поскольку к трудовой деятельности органов внутренних дел имел только косвенное отношение, но перейти на что-то другое не удавалось.
В этом месте сыщик находился не менее получаса, но за это время в кабак никто не входил, что в общем-то не вызвало у него подозрений, поскольку постоянная клиентура сидела на своих излюбленных местах или гоняла бильярдные шары в положении стоя. Слегка настораживало отсутствие на выходе любителей освежиться. Чутье подсказывало Майклу, что здесь было что-то нечисто, и действительно, со стороны завода, выпускающего покрышки, потянуло горелой резиной и еще какой-то дрянью. Он достал носовой платок и, прикрывая им нос, попытался укрыться от гари на противоположной стороне улицы, а сидевший на пороге кот, учуяв неладное, скрылся в подсобном помещении, поскольку индивидуальных защитных средств не имел, да и на другой стороне улицы делать ему было нечего.
Вполне вероятно, что доносимые ветром запахи могли каким-нибудь негативным образом повлиять на экологическую обстановку района, но будь данная местность хоть полуостровом Крым, не говоря уже о Пицунде или Сочи, прокуренные стены и устойчивый рыбный запах устраивал завсегдатаев больше, нежели морской воздух, насыщенный целебным йодом.
О здоровье клиентов заботился сам хозяин. Когда находился какой-нибудь умник, пытавшийся вяло влезть в активную дискуссию о политической обстановке в Гондурасе и навязать разговор о качестве пива, подаваемого в пузатых кружках, Николс закатывал рукава служебного халата и приступал к решительным действиям. Без всякого предупреждения он отправлял умника на улицу подышать парами резинового клея, применяя в качестве аргумента ногу, утяжеленную деревянным протезом.
Протез появился после того, как на продовольственном складе, где проходила служба Николая, непонятно по какой причине взорвался аппарат для изготовления домашней водки. В тот день он внимательно следил за вытекающей из него струйкой, и ничто не предвещало беды. Процесс протекал нормально, боевая машина пехоты, из которой на временное пользование была изъята шестиметровая нержавеющая трубка, носилась по полигонам, выполняя боевые задачи и поражая ефрейтора и его непосредственного начальника своими немыслимыми техническими возможностями. Но змеевик, сделанный из этой трубки, неожиданно лопнул и по странному стечению обстоятельств его осколок угодил не в глаз, а в левую ногу наблюдателя.
В воинской части, где проходила его срочная служба, многие баловались, чем попало, но прапорщик Скамейкин был гурманом, признавая только самогон. До самогонного периода он признавал только морковный сок, но когда действие кодировки закончилось, принялся истреблять новый продукт такими темпами, словно хотел переплюнуть боевую машину пехоты, пожиравшую немыслимое количество солярки. Когда командир Николая узнал о невосполнимой потере ценнейшего кадра, то страшно расстроился, вследствие чего хотел истребить оставшийся запас в одиночку, но потом сумел взять себя в руки, предварительно освободив их от стакана и соленого огурца, и до приезда скорой помощи склонял истекающего кровью ефрейтора к дальнейшей сверхсрочной службе.
В госпитале густо пахло карболкой и кухней, но эти запахи были ничто в сравнении с парами медицинского спирта, исходившими от седовласого хирурга. Он носил марлевую повязку, изготовленную по специальному заказу, но четыре слоя марли не всегда справлялись с фильтрованием демаскирующего запаха. В критические дни приходилось ненадолго снимать сложную конструкцию, чтобы освежить ротовую полость изрядной дозой народного средства, именуемого валидолом.
– Ай-я-яй, – сделал заключение доктор, увидев потерпевшего.
Затем он схватился руками за голову и младший медицинский персонал понял, что дело – дрянь. После вчерашних стрельб и проводов министерского руководства с территории стрельбища в голове старшего постоянно что-то стреляло, и тот же персонал догадался, куда побежит их командир. После посещения ординаторской здоровье настроилось на привычный лад, и он констатировал, что если бы ефрейтора привезли на минуту и тридцать секунд раньше, то можно было бы о чем-то покумекать. В общем, недолго кумекая, он отхватил от стопы что-то ненужное, но как потом выяснилось чересчур много, а поскольку обычная доза наркоза не полностью завладела могучим телом пациента, кроме всего прочего перед его глазами замаячили и сказочные картины досрочного дембеля.
Прапорщик наведывался в госпиталь дважды. В свой первый заход он заявил поправлявшемуся ефрейтору, что продаст японскому «Красному кресту» полсклада, а за это ему отвалят совершенно немыслимый протез, который ходит без туловища и смотрится гораздо элегантнее, чем собственные ноги. В тот раз Николаю нездоровилось, так что дотянуться до дубового костыля вовремя не удалось. На следующий день он оказался гораздо проворнее, и прапорщик бросился продавать казенное имущество, но на вырученные деньги приобретать уже для себя японскую вставную челюсть умевшую жевать даже без ротовой полости.
