Эта книга – не история Австралии в академическом смысле слова, хотя, конечно же, автор двигался по пути истории. То, что здесь изложено, отражает личное восприятие и понимание этой страны автором. Такой он ее увидел, узнал и понял.
Мой путь в Австралию начался давно и случайно. Хотя что в нашей жизни бывает не случайным?!
…Бурные 1960-е годы. Уже не было Сталина, пришел Хрущев, в космос слетал Юрий Гагарин, в России замаячили проблески свободы. Всколыхнулась и забурлила молодежь, которой в дальнейшем будет присвоено гордое имя «шестидесятники».
После мрачных десятилетий казалось, что на нас вот-вот обрушится водопад счастья. Дни были только яркими, солнечными. Хотелось сделать нечто великое. Одни с песнями поднимали целину диких казахских степей, другие ехали «за туманом и за запахом тайги», «лирики и физики» спорили, надо ли брать с собой в космос ветку сирени, ибо сам полет к звездам казался уже абсолютно очевидным. Залы содрогались от аплодисментов, которыми студенческая молодежь награждала своих новых кумиров, поэтов-бунтарей. Все дышало романтикой и надеждой…
Я только что окончил институт кинематографии и уже снял свой первый публицистический фильм, который получил широкую известность и фестивальные награды. Результатом этого фильма стала дружба с Алексеем Аджубеем[1] и благосклонность Никиты Хрущева, что, как тогда казалось, защищало меня от всех невзгод жизни. Меня приглашали на работу почти все киностудии страны. Я выбрал романтику кинопутешествий. Судьба раскрывала мне свои объятия, но под ложечкой что-то сосало. Бурный характер молодости рвался к чему-то неизведанному…
А надо сказать, что в киноинститут я поступил, уже закончив до этого инженерный факультет. Он-то и зародил во мне мечту о профессии кинорежиссера. Мне хотелось снять художественный фильм об истории атомной бомбы, о том, как создавалось это оружие в разных странах мира. Об ученых, шпионах, политиках… Тем более что тема эта была в то время не только новой, но и сверхсекретной…
И вот, резко прервав успешно начатый взлет, я бросаю обеспеченную жизнь, ухожу со студии, снимаю подвальную комнату, из окна которой видны лишь шаркающие по лужам ноги прохожих, и по двадцать часов в сутки работаю над сценарием «Ядерный век»[2]. Это была сумасшедшая работа. По ночам мне снились атомные взрывы, политики, шпионские страсти. Во сне я был на «ты» с сильными мира сего. Они посвящали меня в свои секреты, и мы вместе планировали будущее…
Так продолжалось два года. Я жил, как в бреду, захваченный творческим азартом и новизной темы. Наконец сценарий был закончен и начал самостоятельное существование. О нем заговорили в кинематографических кругах. С высоких трибун о нем отзывались как о достижении советского кинематографа, в котором будет рассказано о «величии русской науки».
Здесь не место излагать подробности, это задача отдельной книги. Но не буду скрывать – я был горд и счастлив. Мне, молодому режиссеру, предстояла изумительно интересная работа…
Гром грянул неожиданно. Меня вдруг вызвали на высокий партийный верх и дали понять, что «из идеологических соображений фильм о величии русской науки должен снимать русский режиссер!» Моя фамилия не подходит…
Сегодня, спустя более трети века, я, по-видимому, смог бы отнестись к такому заявлению чиновников спокойнее, по-философски, но тогда это было нечто оглушительное – удар на огромной скорости в глухую стену. Тем более что во власти уже не было ни Хрущева, ни Аджубея, к которым я мог бы обратиться за помощью…
Конечно, я знал о наличии в СССР государственного антисемитизма, видел его проявления, но моя жизнь складывалась так, что до этого момента меня лично он обходил стороной. Это было первое соприкосновение с ним. Страна, которую я любил, которой отдавал огонь и талант молодости, оскорбила и унизила меня, фактически назвав человеком второго сорта.
Повторяю, здесь не место излагать подробности. Они похожи на захватывающий детектив с персональным участием многих имен, известных миру. Скажу лишь, что мой ответ был не менее резок. Я решил уехать из страны. Тем более что я только что женился на девушке из Югославии…
…Белград встретил меня теплом и улыбками. Всех говорящих по-русски здесь считали братьями. Газеты брали у меня интервью, коллеги приглашали на ужины в «кафаны», но при всем желании помочь мне они не могли – работы не было. Киностудии были заполнены своими режиссерами и выпускали мало фильмов.
Помню, желая сделать что-то доброе, мне как-то позвонили из киностудии «Дунава-фильм» и предложили снять десяток тридцатисекундных рекламных роликов, пообещав за это неплохие деньги, на которые мы с женой могли бы безбедно прожить год.
