* * *
Хоть мы увяли, но живём ещё,
взирая сумрачно и праздно,
как несусветное уёбище
цветёт вокруг разнообразно.
* * *
Будет вечер памяти меня
в зале, где ничуть не будет тесно;
льющаяся патокой хуйня
мне уже сейчас неинтересна.
* * *
Вчера во время шумной вечеринки
подумал я, бутылку наклоня,
что скучными получатся поминки
по мне из-за отсутствия меня.
* * *
Я всё живу, как будто жду чего-то.
События? Известий? Благодать?
С утра уже томит меня забота
не просто жить, а слепо ожидать.
* * *
Как будто я повинность отбываю,
как будто я копаюсь в нудном томе,
как будто я вколачиваю сваю…
А я сижу в гостях в культурном доме.
* * *
Я чувствовать начал и стал понимать,
что, кроме отсутствия сил,
я всё, в чём меня родила моя мать,
дотла на себе износил.
* * *
Чтоб легче было старость пережить
и сутки ощущались не пустыми,
нас годы научают дорожить
житейскими привычками простыми.
* * *
Бездельник, шалопай и лоботряс,
не думая о грустных перспективах,
по-моему, умней во много раз
ровесников усердных и ретивых.
* * *
На жизненной дороге этой длинной,
уже возле последнего вокзала,
опять душа становится невинной,
поскольку напрочь память отказала.
* * *
Весьма печальны ощущения
от вида сверстников моих:
их возрастные превращения
не огорчают только их.
* * *
Напрасно языком я не треплю,
мою горячность время не остудит:
ещё я с кем угодно пересплю,
пускай только никто меня не будит.
* * *
Во мне ещё мерцает Божья искра,
и крепок ум, как мышцы у гимнаста,
я всё соображаю очень быстро,
но только, к сожалению, – не часто.
* * *
Был жуткий сон: почти что обнажён
и, чувствуя себя в руках умелых,
лежу среди толпы прелестных жён —
врачей и медсестёр в халатах белых.
* * *
На пути к окончательной истине
мы не плачем, не стонем, не ноем;
наши зубы мы некогда чистили,
а теперь мы под краном их моем.
* * *
Всё, что имел, я сжёг дотла,
и дар шута исчез.
«Его печаль ещё светла?» —
спросил у беса бес.
* * *
Где души обитают в небесах?
Зачем вершится битва тьмы и света?
Кто стрелочник у стрелок на часах,
тот нам и объяснит однажды это.
* * *
Шуршанье шин во тьме слышней,
и жизнь во тьме видней былая;
я ночью думаю о ней,
за всё простить себя желая.
* * *
Хотя болит изношенное тело,
мне всё-таки неслыханно везёт:
моя душа настолько очерствела,
что совесть её больше не грызёт.
* * *
Я это давно от кого-то услышал,
и сам убедился не раз:
несчастья на нас насылаются свыше,
а счастье – зависит от нас.
* * *
Мир катится у Бога под рукой,
наращивая кольца годовые,
покойники вкушают свой покой,
иллюзиями тешатся живые.
* * *
Текут последние года,
и мне становится видней:
смерть не торопится туда,
где насмехаются над ней.
* * *
Легко творит во мне вино
не ощущение, а знание,
что я не с веком заодно,
а с кем-то из ушедших ранее.
* * *
Весьма мне близок тот задор,
с каким старик воспламенившийся
несёт в запале дикий вздор,
когда-то в нём укоренившийся.
* * *
Стало от усталости мне грустно,
душу безнадёжно утомили
всюду перемешанные густо
запахи цветения и гнили.
* * *
Не сплю я от зова тлетворного,
бунтует мой разум пустой:
я принял пять рюмок снотворного,
и он возмечтал о шестой.
* * *
По части разных персей и ланит
немало было всяческого фарта;
теперь мой организм себя хранит
и ленью защищает от азарта.
* * *
Когда я был весьма уже в летах,
душа сыскала чудное решение:
отчаявшись в надеждах и мечтах,
обрёл я в оптимизме утешение.
* * *
Заранее у Бога я прощения
просить остерегаюсь потому,
что многие в морали упущения
грехами не покажутся Ему.
* * *
Жизнь моя – кромешная аскеза,
но беда – в ещё одной беде:
два уже сидят во мне протеза,
третий хорошо бы – знаю где.
* * *
Хоть не спешу я в мир иной,
но верю, страху вопреки,
что фарт о’клок наступит мой,
когда откину я коньки.
* * *
Ещё текут часы песочные,
я выжил, жив и не устал,
и только планы долгосрочные
теперь я строить перестал.
* * *
Весьма смягчить надеюсь Бога,
когда придёт моя пора:
хоть я и пил безбожно много,
но пил – во здравие добра.
* * *
Трезвонит утренний будильник,
у дня – забот густой пунктир,
духовно-умственный светильник
вальяжно шаркает в сортир.
* * *
Сейчас, живя уже в халате,
я часто думаю о том,
на что я жизнь мою растратил
и чем я сделаюсь потом.
* * *
Забавы мне уже не по плечу,
природа гасит нас весьма искусно;
я праведную жизнь теперь влачу,
что стыдно, унизительно и грустно.
* * *
На склоне лет нельзя резвиться —
ни в пиджаке, ни в неглиже:
душа ещё поёт, как птица,
но кости – ломкие уже.
* * *
Дурацким страхом я томлюсь:
во время даже похорон
речей высоких я боюсь —
а что как пукнет Цицерон?
* * *
У старости несложные приметы —
советовать охота старикам,
и, сидя на корриде, мы советы
даём и матадорам, и быкам.
* * *
Глотками чтения и хмеля
я тьму в душе моей лечу
и видеть свет в конце тоннеля
ещё покуда не хочу.
* * *
Когда завершится обряд поминальный,
и плотский мой облик забудется мигом,
останется дух мой, святой и охальный,
бесхозно гулять по написанным книгам.
* * *
Пускай здоровье губим,
но пьём в полночный час
за тех, кого мы любим,
и тех, кто любит нас.
* * *
Настолько я красив и гладок,
что с дивной лёгкостью могу
без пудры, грима и накладок
в кино играть Бабу-ягу.
* * *
В памяти грядущих поколений
