Сквозь окно кафетерия поблескивала вода на газоне. Но это не были слезы неба. Всего лишь поливочный шланг оправдывал свое предназначение ранним летним июньским утром. Сама же непогода кончилась уже как пару дней моего пребывания на малой родине. В месте, где утро прошлого было в наркотической ломке, а вечер под дурманом розового масла бывшей возлюбленной.
Время на часах было в районе одиннадцати. И я, по привычке, уже ждал звонок. Обычно он раздавался как минимум на два часа раньше, но другой часовой пояс немного сместил обычай утреннего приветствия.
– При-и-ве-ет! – сладко протянула Лия.
– Привет, – я ответил достаточно холодно.
– Ты чего так долго не брал трубку? Чем это ты там занимаешься?!
– Слушал музыку.
– Я же говорила, на мой вызов тебе надо поставить другую мелодию! Я ужасно устаю ждать, пока ты соизволишь ответить! Совсем с ума сошел от своих любимых завываний!
– Прекрати.
– Ладна-а-а. Так и быть!
Я почувствовал, что Лия улыбнулась. Она излучала солнечное настроение, оптимизм и влюбленность в жизнь, поэтому признаки милой улыбки без труда читались сквозь расстояние и даже через легкое недовольство.
– Ты сейчас где?
– В кафе.
– Ага! И вре-едности кушаешь? Признава-айся!
Я автоматически ухмыльнулся. Сделал это достаточно сдержанно, чтобы она не угадала мой ответ на вопрос. Но она словно находилась рядом, ощущала каждый сантиметр пирожного на блюдце и кофе.
– Ну-у…
– Все ясно! Вредности…
– Да нет тут ничего полезного!
– Тогда лучше ничего не есть. Оставить желудок пустым, голодным. Ты же сам говорил! Найди место, где нормально можно позавтракать, обедать! Ты в последнее время всякие вредности жуешь?! Тебе не хватает контроля. Вот я бы-ы… Если бы я была рядом, обязательно бы нашла что тебе покушать полезного и питательного. А эти всякие тортики… Ужас!
– Не выноси мне мозги. Прошу тебя! С самого раннего утра. Теперь эта вредность в любом случае в рот не залезет. Ты умеешь отбить желание.
– Ур-ра! – немного театрально прокричала Лия в трубку телефона.
Во время разговора я все время смотрел на пирожное. Просто так. И ложкой водил по его краям, очерчивая контуры. Крем размазывался сначала ровно, а потом в хаотичном порядке. Я делал с пирожным то, что бы с ним сделал мой желудок, если бы я все-таки успел его съесть до звонка “личного врача”. Под ложкой оно превращалось в сладкое месиво.
Нежнейший бисквит, пропитанный, скорее всего, каким-то ликером, перемешивался с прослойками легкого сливочного крема и крема с ягодами. Они образовывали единую кашу из сочного десерта. Сладкое чудо из разноцветных слоев было наверняка невероятно приятным. А сочетание разных вкусов, определенно, влюбило бы в себя какого-то сладкоежку. Но не меня. Я это пирожное не заказывал, лишь кивнул головой с согласием на предложение официанта что-то принести к кофе.
Теперь же я добродушно улыбался, рассматривая размазанный десерт по тарелке, представляя его вкус, – как бы бисквит таял на языке, а сливочный крем дополнял его вкус. И в сочетании с легкой ягодной кислинкой это было бы завершающим штрихом послевкусия пирожного. Но воздушная сладкая каша с ярким ароматом какого-то ликера так и останется на тарелке с необлизанной ложкой. Только ягодка с пирожного аккуратно переместится в мой рот. Потому что я все же во время разговора съел часть вредности. Тихо, почти незаметно.
– Какие у тебя на сегодня еще планы? Может, пора обратно? Тебе бы быстрее вернуться…
– Я помню. Помню я.
– Точно-точно? – вновь сладко спросила она.
– Точно. Точно, Лия. И к отцу я слетаю. И к тебе. Не переживай. Еще целых две недели. А домой… Ну, скорее всего, уже завтра.
– Завтра… Ну понятно! Не буду капать тебе на мозг, но все же напомню. Веди себя хорошо!
В этот кафетерий я пришел не случайно. Он вел к себе нахлынувшими ностальгическими путями. Это было одно из мест, где впервые начал разливаться вокруг меня розовый томный аромат бывшей девушки. Здесь еще отсутствовала пошлость, и не жгло от поцелуев, пропитанных слезами. Тогда я еще не разбивался о землю с высоты, и ночь не резала меня живьем на две составляющие от больной любви к Надин и ненависти к себе.
Здесь все такие же столики и стулья. И стоят они на тех же самых местах, что и раньше. Даже переплеты меню из кожи с тиснением все такие же потрескавшиеся от времени, а страницы залистаны. Но, несмотря на это, здесь всегда много народу: молодежи, которая флиртует друг с другом, не обращая внимания на таких, как я, – у кого по губам нельзя читать немые фразы и невозможно угадать, что меня сюда привело.
Я пил кофе в этом кафе долгий час, вспоминая с волнением свою прошлую любовь. Все шестьдесят минут во мне боролись два человека. Один из них вопил во все горло о том, чтобы я бежал прочь от теней прошлого, другой же просил хоть на мгновение увидеть родной блеск в бездонных глазах Надин с легкой зеленцой и лисьим прищуром.
Мне не хотелось вновь идти на поводу у того чувства, которое я похоронил заживо. Наоборот, я мечтал затеряться в огромном мире, забыть о существовании этого терпкого бордового цветка. Но чем больше я думал об этом, тем сердце яростнее ревело. Но не потому, что все еще любит, а потому, что сложно забыть соль режущих глаз, когда опускаются руки от бессилия, и трескаются искусанные собою же губы.
