Холодное время года я предпочитаю проводить в тепле. Особенно позднюю дождливую осень, снежную зиму и зябкое начало весны. Своего дома у меня нет, но старик Фрилор, владелец постоялого двора на окраине Элибура, всегда рад сдать мне небольшую угловую комнату на несколько месяцев по божеской цене. Добра ко мне и его жена Салия, милая улыбчивая старушка. Родных детей у них хватает – пятерых принесли они в этот мир, и ни один не умер в детстве, все благополучно выросли, а затем женились и повыходили замуж. Лишь двое остались в Элибуре, а остальные разъехались в иные городки и села. Но чуть что – вмиг примчатся по первому зову отца! Да и внуков постоянно к деду отсылают. Семья большая и дружная, забот хватает, без переживаний не обходится. Однако и на меня старикам хватает душевного тепла. Да и общего у нас предостаточно, хоть и гораздо младше я буду.
Мы с Фрилором любим читать хорошие книги, а также играть в вардокс на его старой потертой доске.
С хозяйкой мы одинаковы в умении готовить. Ну и помогаю я им вечерами, когда большой зал полон гостями и постояльцами. Ко мне-то у Фрилора доверие полное, часто оставляет меня хозяйничать за стойкой, а сам отправляется посидеть за столом со старыми знакомыми и опустошить пару кружек свежего эля.
Из своих разъездов часто привожу старые книги и свитки, новости, сплетни. Порой привожу встреченного в пути менестреля или же двух-трех музыкантов. Но не всегда получается договориться – стоит подобной публике завидеть меня, и они стремятся избежать разговора, а то и вовсе уходят от дороги подальше.
Почему? Ну, тут все просто. Меня зовут Рург. И я палач.
Это сразу заметно по вышитому на левой стороне моей куртки красному отпечатку большой ладони. За много шагов видна кровавая метка, коей отмечены люди моей профессии. На поясе топор с красным топорищем, за плечами полуторный меч с красной рукоятью. Вокруг правого предплечья обмотана красная веревка для удушения женщин – им кровь пускать нельзя. Для женщин только три участи – удушение веревкой, утопление и сожжение. Для мужчин уготовано куда больше, и мужская кровь всегда течет рекой. Но я предпочитаю кончать дело быстро. Поэтому чаще всего отрубаю головы. Мечом или топором. Тут уж зависит от благородства крови приговоренного к смерти. Коли из простолюдинов – пользуюсь топором. Коли из сословия повыше – мечом. И если придирчиво сосчитать – топору работать приходится куда чаще меча.
Таких, как я, немного. Платят нам щедро. Очень щедро. Но по вере нашей умерщвление преступников за деньги не что иное, как наемное убийство, а стало быть, ничем не оправдано кроме низменной жажды наживы. То бишь палач лишь преумножает грехи свои – и грехи не абы какие, а крайне тяжкие, непростительные. И посему профессия сия не богоугодна, грязна и темна. Никто не хочет страдать после смерти в огненной тьме Раффадулла, где грешников истязают денно и нощно. После смерти туда мне и отправляться – в огненную тьму Раффадулла. Таким, как я, закрыта дорога в светлые храмы Лоссы. Мне никогда не получить благословение священника. А простой люд и мыслит просто – раз ему в храм нельзя, то он нелюдь темная и поганая. Посему и приют в чужом доме мне получить почти невозможно. Да и в сарай не пустят.
Вот поэтому я и не люблю путешествовать в холодные и слякотные времена года. Одно дело ночевать под кустом летней ночью, и совсем другое – трястись на ветру в зимнюю пору. Я люблю тепло. Сидеть у пылающего камина, прихлебывать из большого бокала горячее вино со специями и читать хорошую книгу – разве может быть что-то лучшего этого? Глубоко сомневаюсь. И потому, едва начинаются затяжные осенние дожди, я возвращаюсь в город Элибур, где и провожу почти шесть месяцев, ничего не делая и проживая накопленные за теплую пору деньги.
В летнее время трактир старика Фрилора обворовывали несколько раз. Хозяйство большое – поди уследи. В зимнее время не обнесли ни разу. Боятся. Что глупо. Если я и поймаю кого на воровстве, то отдам его страже, а те передадут судье, который и вынесет приговор. А за кражу курицы к смерти не приговаривают, так что меня бояться нечего. Но тут доводы разума не работают. К тому же Фрилору и лучше, что ворье мимо его трактира проходит. Опять же никакое отребье сюда не суется, к людям мирным не пристает, денег не вымогает и никаких темных делишек не проворачивает. Мелкие и обычно столь заносчивые дворяне резко притихают, стоит им увидеть меня сидящим в трактирном зале. Одна польза от моего здесь присутствия. Гости сплошь порядочные и обычные. Это ли не радость трактирщику?
Но этим прекрасным утром одного из последних летних дней на постоялом дворе появилась та, кого никак нельзя назвать обычной.
Сильга. Вот кто пожаловал в гости. Говорящая с призраками. Бесноватая.
Но начнем по порядку.
Этим утром я собирался в последнее путешествие года, что должно занять не больше шести-семи недель. Я объеду несколько десятков мелких и крупных поселений к западу отсюда в предгорьях Трорна. Местность там лесистая, чрезмерно холмистая, сплошь изрезанная сеткой речушек и ручьев, сбегающих с седого горного хребта Трорна и спустя десятки лиг собирающихся вместе, чтобы дать начало великой реке Телее.
