От магазина я жил не так далеко. Перейдя площадь и выйдя на Евстафьевскую улицу, я шел до самого дома и думал о чудном Барсике. Жил я в старинном, уже коммунальном трехэтажном доме, на втором этаже, в квартире №9. Подходя к подъезду, ведущему на второй этаж, я услышал шумные голоса со двора и откуда-то дальше из сараев, что стояли рядком, запертые чуть ли ни на амбарные замки – хранилища всякого премудрого хлама обитателей нашего домишка. Преимущественно, хранили дрова и зорко следили, чтоб кто-то с соседской нежностью теми не воспользовался. Одним словом, в этом примерном и во всех смыслах культурном доме на первый взгляд, жили те ещё прохвосты. Иной раз, донося по великому секрету на одного из соседей, следом, делая то же самое, что и другие, но с такой заботой и честностью, что не верить было нельзя.
Громогласная тетя Сима и сейчас на весь двор кляла подозреваемого, скорее всего того, кого мне по великой тайне выдавала, предположив, что только он и мог нам поломать почтовый ящик. На сей раз, подозреваемый обвинялся во взломе и воровстве из ее ветхого сарая недавно привезенных березовых дров. Стараясь быть незамеченным, я шмыгнул в подъезд, не желая вмешиваться в общественный скандал. Пока он был лишь соло. Но, зная тетю Симу, это был вопрос времени. Причем, нескольких минут. Она искусно втягивала в скандальные темы пол-улицы, а соседи слетались в наш двор, как птицы, которым крошили хлеб. Чем она сейчас и занималась, разбрасываясь словами, словно тем хлебом, а птицы начали слетаться, клевать.
Поднимаясь на второй этаж, я уже слышал причитания не только тети Симы, но и ещё нескольких активистов: «Не говори, Симочка, ворья развелось! Чтоб им пусто было, дармоедам!» На верхней площадке из-за двери общественного клозета кто-то кашлянул. Я был больше, чем уверен, что это тот самый виновник торжества. Сидел, «грел уши», потому что слышимость из этой волшебной кабинки была наипрекраснейшей. «Дядя Ваня, – подумал я, – только он так покашливает. И, вполне мог дрова стащить, и замок сломать, да и нам ящик попортить тоже». Прошел я к дверям квартир, позвонил в свою. На родное «пим-пам» услышал скрежет замка.
– Рося! Селедку! Селедку купил? Все готово, картошка чернеет, давай скорее, – затараторила мама, забирая авоську. – И, вот ещё что, перебеги улицу, зайчиком, молоко завезли, возьми два литра. Сунула мне бидон в руки и исчезла за дверью.
Проходя снова по площадке второго этажа, я услышал, что снизу тетя Сима уже открыла митинг, а не участвовать в нем она бы не дала. Как минимум, надо было спасаться, иначе за молоком бы я не ушел. Ах, да, с молоком обратно тоже так просто не пройдешь, но посмотрим, может, Бог милует. А сейчас, бочком, бочком, через двор, мимо сараев и через забор, раз парадный вход оккупирован местными органами соседского правопорядка.
Терпеливо отстояв очередь, я нес домой два литра молока. Подходя к своему двору, сам чувствуя повадки воришки, осторожно выглянул из-за угла, желая посмотреть, разошелся ли митинг. На мое удивление – не было ни души. Пошел. Во дворе стоял один лишь дядя Боря с большой мышеловкой.
