Сквозь ветер, волны, курсом верным
К скалистым берегам Каперны
Причалил одинокий бриг;
У пристани в какой-то миг
Толпа встречающих сбежалась,
Гудела, очень волновалась,
Ведь больше года «Орион»
По свету белому скитался.
Лонгрен ужасно волновался
(На бриге был матросом он):
Сейчас красавица жена
Его впервые не встречала.
Бегом помчался от причала
Лонгрен: «Здорова ли она?»
Предчувствие большого горя
К нему пришло в далёком море,
Когда на вахте он стоял
И месяц среди туч сиял
Совсем один в беззвёздной дали.
Лонгрен, пытаясь гнать печали,
Себя работой занимал,
Ни сна, ни отдыха не знал,
Но сердце от тоски щемило,
Перед глазами образ милый
Стоял; был полон скорби взор
И явственно звучал укор:
«Лонгрен, любимый, где же ты?»
И столько было доброты
В простых и искренних словах,
Что со слезами на глазах
От нескончаемой разлуки
И испытав такие муки,
Что не изведал и Тантал1,
Он словно мальчик зарыдал.
Лонгрен бежал к родному дому
Дорогой сызмальства знакомой,
Но никогда ещё она
Не показалась так длинна,
Как в этот раз, когда волненье
Так навалилось на него,
В душе полнейшее смятенье,
Лонгрен не видел ничего,
Бежал, как буйвол, напролом;
Вот, наконец, родимый дом,
Над домом дым из печки вился,
Лонгрен на миг остановился,
Утёр вспотевшее лицо
И устремился на крыльцо,
Вошёл в прихожую украдкой,
Тихонько дверь чуть приоткрыл,
Увидел детскую кроватку
И в изумлении застыл:
Над той кроваткой как наседка
Склонилась старая соседка
И песню пела для малышки:
«Гуляли как-то в поле мышки…—
Вдруг прекратила петь она.—
Ну, спи, Ассоль! Желаю сна
Тебе приятного. Приснится
Тебе пускай сейчас жар-птица,
Что будет до скончанья дней
В раю для матушки твоей
Петь песни краше соловьиных.
Спи, дорогая, птенчик милый!»
Лонгрен всё понял: «Мери нет!
Она покинула сей свет —
Юдоль тревоги и печали
И нескончаемых забот.
На горе «Орион» причалил
К Каперне. Я так ждал… и вот
На свете я один остался» —
И в полный голос разрыдался.
Соседка рядышком присела:
«Так получилось… Что же делать?
На то была Господня воля.
Поплачь! Слезам своим дай волю —
Авось, немного полегчает.
Слеза печали размягчает» —
«Жить нет охоты мне… и точка!» —
«Но у тебя малютка дочка!
Её обязан ты растить!» —
«Отцом я стал? Не может быть!» —
«Всё может быть на этом свете.
Какое это счастье – дети!
Сама детей я лишена. —
Печально молвила она. —
Да! Мери не вернуть назад,
Её обитель – райский сад,
Она с небес на нас взирает
И слёзы счастья утирает».
Лонгрен как ото сна очнулся,
К кроватке детской повернулся,
Взглянув на маленькую дочь,
Отринул мысль о смерти прочь:
«Она на Мери так похожа!
Мой долг – отцом достойным быть.
Мне Мери в жизни не забыть!
Дай мне лишь сил и веры, Боже!»
Затем соседка рассказала,
Как Мери тихо умирала:
«Она ребёнка родила
И кучу денег отдала
Врачу за затяжные роды —
Так начались её невзгоды;
Она всерьёз поиздержалась,
Гроша в копилке не осталось,
Еды – хоть покати шаром,
Хоть разбери на доски дом —
Нет и для глупой серой мышки,
А у неё растёт малышка.
Что делать? В долг занять решила
И обратиться поспешила
К трактирщику (Ведь он богат!).
Ни с чем пришла она назад:
Не дал ей в долг подлец ни цента
Ни под залог, ни под проценты,
Готов был дать лишь за «любовь».
Ударила ей в щёки кровь,
Она отвергла предложенье
И, вся в слезах от униженья,
Зажав в руке своей кольцо,
И, утерев платком лицо,
Отправилась дорогой в Лисс,
Дождь вдруг пошёл – судьбы каприз,
Туда-обратно – три часа…
Разверзлись словно небеса,
Холодный дождь лил всю дорогу,
Чуть душу не отдала Богу,
Слегла, болезнь её свалила,
В бреду металась, говорила:
«Кольцо я всё же заложила…
Теперь, голубушка Ассоль,
Мы купим хлеб и купим соль».
Два дня в бреду она металась,
На третий – с ней душа рассталась…
Молитву пастор прочитал,
Народ крестился и рыдал.
Теперь она уж в лучшем мире,
Душа её парит в эфире.
Нам на земле же жить сейчас,
Пока не пробил смертный час.
Бог самых лучших забирает
К себе в заоблачную высь.
Душа в раю не умирает,
Вы ещё встретитесь. Крепись!»
Лонгрен, растроганный рассказом,
Отправился в Каперну сразу,
У капитана «Ориона»
Он полный получил расчёт,
Как сухопутная персона
Теперь он с дочерью живёт.
Но сразу море не отпустит
Совсем на берег моряка,
В душе его по морю грусти
Полным полно ещё пока.
Казалось бы, что ты теряешь —
Разлуки с милыми и шторм?
Взамен того приобретаешь
Семью и свой родимый дом.
Тебе что – шторм семьи дороже?
Разлуки что – милее встреч?
Или с ума сошёл ты, может,
И уж пора в больницу лечь?
Всё так! Но снится ночью море,
К себе зовёт, к себе манит,
Как будто в море есть магнит,
Как будто счастье есть в просторе
Его волнующихся вод.
Лонгрен уже который год
Тоску по морю подавлял:
Искусно он изготовлял
Модели лодок, шхун и бригов,
Яхт, пароходов, катеров;
Игрушки расходились мигом,
Их брать всегда-всегда готов
Был лавочник, что в Лиссе жил
И честью лавки дорожил.
Он говорил: «Товар отменный!
Лонгрен, прошу вас, непременно
Несите мне всё, что угодно,
Я вас не стану проверять.
Вам можно смело доверять —
Товар ваш постоянно модный».
Лонгрен не стал миллионером,
Но зарабатывал на хлеб,
Отцом был нежным и умелым,
Лопатой денег хоть не греб,
Но жил, хоть скромно, но в достатке,
Дом содержал всегда в порядке
И дочь любил самозабвенно,
