Напротив меня сидел Малькольм, глава Церкви Вечной Жизни – это такая вампирская конгрегация. Раньше он у меня в кабинете не бывал никогда. Когда мы последний раз с ним виделись, он обвинил меня в использовании черной магии, а также в том, что я шлюха. К тому же я убила одного из его прихожан на территории его церкви, на глазах у него и всей его паствы. Этот вампир был серийным убийцей, и у меня был ордер суда на его ликвидацию, но нашей дружбе с Малькольмом мой поступок все же не способствовал.
Я сидела за столом и пила кофе из моей самой новой рождественской кружки: маленькая девочка сидит на коленях у Санты и говорит: «А «хорошо» – это как?». Я каждый год изо всех сил стараюсь найти себе кружку с самой провокационной картинкой – люблю, когда Берта – это наш бизнес-менеджер – колотит от злости. (В этом году кружка оказалась вегетарианской, по моим-то меркам.) У меня уже образовалась такая праздничная традиция. И я хотя бы оделась по сезону: красная юбка и жакет на тонкую шелковую блузку – для меня это невесть как нарядно. И новый пистолет в наплечной кобуре. Один мой друг уговорил меня наконец сменить мой усиленный «браунинг» на нечто более удобное для ладони и с более гладким профилем. Усиленный «браунинг» остался лежать дома в оружейном сейфе, а «браунинг» двойного действия – в кобуре. Ощущение – как будто легкий флирт на стороне, но все-таки «браунингу» я осталась верна.
Были времена, когда я считала Малькольма красавцем, но это когда на меня еще действовали вампирские фокусы. Сейчас, когда вампирские чары не замутняют мне зрение, я вижу, что у него костная структура лица слишком грубая, будто ее кое-как выгладили перед тем, как обтянуть бледной кожей. Волосы коротко подстрижены и слегка курчавятся, поскольку избавить их от этого можно лишь одним способом – сбрить начисто. И цвета эти волосы – очень яркого, канареечно-желтого. Такими они становятся у блондинов, если их несколько сотен лет прятать от солнца. Он смотрел на меня синими глазами, улыбался, и эта улыбка придавала его лицу индивидуальность. Ту самую индивидуальность, из-за которой во время его воскресной телепрограммы народ бросается к телевизорам. Не в магии тут было дело, а в нем – в его харизме, за неимением лучшего слова. В Малькольме есть сила – не видовая, а целиком и полностью своя, то есть сила личности, а не вампира. Он даже живой был бы вождем масс и властителем дум.
От улыбки лицо его становилось мягче и наполнялось каким-то стремлением, которое и манило, и отпугивало. Правоверный и глава церкви правоверных. От самой идеи церкви вампиров мне до сих пор становится жутковато; тем не менее это самая быстро растущая конгрегация в стране.
– Несколько неожиданно было увидеть ваше имя в списке моих посетителей, Малькольм, – сказала я наконец.
– Мне это понятно, миз Блейк. Для меня оказаться здесь – почти такая же неожиданность.
– Хорошо, это неожиданность для нас обоих. Зачем вы здесь?
– Я подозреваю, что у вас есть – или вскоре будет – ордер на ликвидацию одного из членов моей церкви.
Я сумела сохранить непроницаемое лицо, но ощутила, как напряглись плечи. Он эту реакцию наверняка увидел и понял, что она значит.
– В вашей церкви много прихожан, Малькольм. Вы не могли бы сузить круг? О ком конкретно мы говорим?
– Не нужно увиливать, миз Блейк.
– Я не увиливаю, я спрашиваю.
– Вы говорите так, будто подразумеваете, что у вас есть ордер не на одного моего вампира. Я этому не верю, и вы тоже не верите.
Мне следовало бы почувствовать себя оскорбленной, поскольку я не лгала. Из его вампиров двое очень расшалились.
– Если бы ваши вампиры были связаны с вами полной клятвой крови, вы бы знали, что я говорю правду. Потому что тогда могли бы свой моральный кодекс навязать совершенно новыми способами.
– Обет на крови не дает гарантии полного подчинения, миз Блейк.
– Нет, но это начало.
Вступая в новую для себя группу вампиров, новый поцелуй, вампир дает клятву на крови. Он в буквальном смысле слова берет кровь у мастера города. Это означает, что мастер приобретает над ним куда большую власть, да и подчиненный вампир тоже выигрывает в силе – если его мастер достаточно силен. От слабого мастера толку мало, но Жан-Клод, мастер города Сент-Луиса и мой возлюбленный, никак не слаб. Конечно, и мастер тоже от этой клятвы набирает силу. И чем более сильный вампир приносит клятву, тем большую силу приобретает мастер. Тут, как со многими вампирскими силами, движение двустороннее.
– Я не желаю навязывать свой моральный кодекс. Я хочу, чтобы мои прихожане были хорошими по собственной воле.
– Малькольм, пока ваша конгрегация не принесет клятву крови мастеру-вампиру, каждый из прихожан – отвязанная пушка. Вы ими управляете силой личности и морали. А вампиры понимают только страх и силу.
– Миз Блейк, у вас любовная связь с двумя – как минимум – вампирами. Как же вы можете так говорить?
Я пожала плечами:
– Может, именно потому и могу так говорить.
– Если этому вас научило бытие ваше слугой у Жан-Клода, то очень печально, что вас учит он.
– Малькольм, он мастер города, а не вы. Вас и вашу церковь не трогают только из-за его терпимости.
