1. Глава 1
Эля
Этим вечером снова пришлось задержаться на работе. Впрочем, как обычно. Я практически привыкла к тому, что возвращение домой засветло — большой праздник. Фельдшер на селе только один, точнее — одна. И она — это я. До обеда принимаю в пункте, а после — обход лежачих больных и детишек до года. Разве могу я кого-то пропустить? Оставить без помощи?
Бывает, конечно, что моим хорошим отношением к себе пациенты злоупотребляют. Много у нас одиноких стариков и старушек, которые вызывают фельдшера для того, чтобы померить давление или послушать легкие, а на самом деле просто поболтать, понять, что есть кто-то, кто заботится о них. Я тут вроде как лекарь, психолог и служба доверия — все в одном. И мне это нравится.
Одно но — дома у меня двое деток.
Мои чудесные близняшки Василиса и Клариса. Им всего по пять лет. Они смышленые и очень активные. За ними только глаз да глаз. Хорошо, что Марья Петровна, воспитательница детского садика, относится к моей работе с уважением и пониманием. Вот только Вася и Клара каждый раз печалятся, когда я забираю их последними из группы. Сегодня они наверняка расстроены больше обычного, ведь у них день рождения.
Вспомнив об этом, я крепче прижала к себе огромную картонную коробку, перевязанную алой лентой. Девочкам наверняка понравятся две куклы в нарядных платьях.
Правда, дочки просили совсем другой подарок…
— Сегодня наш день рождения, — напомнила Василиса ранним утром. — Не забыла?
— Конечно же, нет, — ответила я, улыбаясь и прижимая к себе моих любимых дочурок. Поцеловала каждую в одинаковые рыжие макушки. — Как я могла?
— А подарки будут? — поинтересовалась Клара.
— Обязательно! — пообещала я.
— Мы бы хотели увидеть папу, — вздохнула Вася. — Это был бы самый лучший подарок.
Увы, ответить на это мне нечего, ведь я сама не знаю ни имени, ни фамилии отца своих дочек. Не видела никогда его лица. Все потому, что воспользовалась донорским биоматериалом, а клиники не разглашают имена тех, кто пожелал остаться инкогнито. Да я и не спрашивала. Когда узнала о своем диагнозе, не раздумывая, приняла решение рожать и срочно, в противном случае никогда бы не заимела детей. Ни жениха, ни даже парня у меня тогда не было. Вот и пришлось…
О своем поступке я не пожалела ни разу.
Разве что вот в такие моменты, когда девочки задавали вопросы.
Разве могла я открыть им правду?
Пока близняшки слишком малы, чтобы понять все это. Потом, когда станут достаточно взрослыми, я непременно расскажу им все и буду надеяться, не осудят.
А пока…
— Если ваш папа сумеет вырваться со службы, то непременно приедет, — пообещала я, украдкой смахивая слезу. — Но помните, это не обещание.
К собственному стыду, я лгала дочерям. Говорила, будто их папа ― секретный агент, который выполняет очень важную и ответственную работу. Защищает всех нас от беды.
А что еще мне оставалось?
В отдаленном селе, где так сильны предрассудки, я не могла поступить иначе. На меня, одинокую девушку двадцати восьми лет с двумя детьми, и без того смотрели косо. Если бы не работа, уверена, вообще обходили стороной, как непорядочную. Но к косым взглядам в свой адрес я привыкла. А вот девочек… Дать их в обиду я не могла, оттого и придумала эту ложь про их отца. Надеялась, они примут как данность то, что ему запрещено с нами видеться.
А они все ждали и надеялись…
Вспоминая об этом, я шла по темной улице. Опять какие-то хулиганы разбили фонарь, и чем он им все время мешает? Детский садик был уже виден, я не дошла до него буквально пару метров, когда возле меня на обочине остановилась машина.
От неожиданности я подскочила, одной рукой крепче вцепилась в сумку с деньгами и документами, а второй — прижала к боку коробку с детскими подарками.
— Гуляешь? — Тонированное стекло внедорожника плавно опустилось, являя свету полнощекое лицо Федора Грибова. — Не страшно тебе одной, куколка?
Вообще-то не было страшно до того как появился он. Федор Грибов — главная достопримечательность нашего села. И мой личный триггер.
Крупный фермер, Федор, имел роскошный дом, автомобиль, деньги. При этом он считал, будто все кругом ему должны и даже обязаны. Наверное, все дело в том, что многие односельчане надеялись получить работу в его хозяйстве, а потому превозносили чуть ли не как бога. Вот он и расслабился, точнее оборзел. Вел себя откровенно хамски, грубил и смотрел на всех сверху вниз. И это при его-то небольшом росте.
Правда, ни невысокий рост, ни одутловатое лицо, ни чрезмерная полнота не перестали делать Федора завидным женихом. Он мог бы выбрать любую — сельские женщины на него буквально вешались. Но прицепился Федор почему-то ко мне, хотя я не давала повода. Однажды обработала его раны, когда он с пьяных глаз не справился с управлением и въехал на своем авто в березу. С тех самых пор он проходу мне не дает, делает неоднозначные предложения и отчего-то верит, что я непременно соглашусь. Кажется, в его понимании женщина под тридцать, да к тому же мать одиночка, должна преданно заглядывать ему в глаза и целовать ноги.
А я отчего-то этого не делаю.
— Перестаньте звать меня куколкой, у меня есть имя, — напомнила я, стараясь сохранять спокойствие, хотя меня начало заранее потряхивать.
