Остров не зря стоял на спине старой жабы. Топкие берега его дышали густыми туманами, испещрённое бородавками бочагов и омутов тело источало прохладу с ранней осени и почитай до самой серёдки лета, а пришлецу, не ведавшему тайных запруд да проток, подобраться к Яру и вовсе было не суждено.
Гадючий яр – так прозвали остров соседи. Оттого что крутые обрывы перемежались на нём глубокими оврагами, оттого, что змей на острове водилось видимо-невидимо, и оттого, что змеи, как врут бабки, испокон веков не трогали тех, кто вырос на болотах. Болот на Гадючьем яре тоже было едва ли не больше, чем твёрдой земли. Оно и промышляли местные не пашней, а охотой, рыбалкой да мастерством. Ясно, что людей светлых да ласковых подобный край родить не мог. Про выходцев с острова на большой земле так и говорили: с Гадючьего яра выбрался, да так гадюкой и остался.
В остальном же остров был как остров. Рыбачили, клюкву собирали, изредка торговали. Да и с соседними деревеньками, чьи леса темнели близёхонько, дитёнок на лодке осилит, на ножах не были. И, конечно, веселились во славу богов в отведённые для того дни. Все веселились: стар и мал, хил да удал, улыбчивые красавицы и… Ирга.
Как бы так сказать, чтоб не обидеть кукушонка?
Вот, к примеру, случается, что девка выходит во двор, и будто бы солнышко светит ярче, соловьи заливаются, а скотина, предчувствуя добрую хозяйку, призывно подаёт голос. Бывает и так, что девка, вроде, ладная-складная: медны косы до пояса, глазища что изумруды, стан гордый да шаг твёрдый… А соседи разве что не плюются ей вослед! Немудрено. Рожаница жестоко пошутила над девочкой: поцеловала в лобик, одаривая красотой, а после возьми да и дёрни за язык! Так Ирга и осталась. Вроде собою хороша, а смолчать невмоготу! Вот и то утро сразу пошло наперекосяк. Ждали большой праздник – Ночь Великих Костров. А к празднику, вестимо, и воды надобно натаскать, и угощение сготовить, и избу украсить… Суетились, бегали кто где. Ирга со всеми вместе носилась, понёвы не просиживала. Ну и проскочила мимо соседки, не отвесив поклон да доброго дня не пожелав. Впрочем, не приближайся праздничный час, она с вредной бабкой всё одно лясы точить не стала бы, но тут, вроде как, и упрекнуть не в чем. Однако ж соседка прошипела девке вослед:
– У-у-у, гадюка!
Кто другой шёл бы себе и шёл до колодца, но Ирга воротилась, спустила коромысло с плеча, уперла руки в бёдра и в упор поглядела на бабку.
– Ну-ка повтори!
Старуха пожевала губами, раздумывая, стоит ли до полудня затевать спор, но в удовольствии себе не отказала и чётко повторила:
– А я говорю! Гадюка и есть!
Девкин прищур добра никому не сулил. Зелены очи так и сияли – ну чисто колдовка! Однако Ирга в Гадючьем яре выросла, и соседка, ещё в малолетстве гонявшая рыжуху со двора, не убоялась.
– А ежели я сейчас тебе ведро на голову нахлобучу и как дам! – пригрозила Ирга.
– А ну давай! Поглядим ещё, кто кого! – засучила рукава старуха. – Где ж это видано, чтоб ни поклониться, ни доброго слова молвить! Али я тебе чужой человек?
– Угу, – поддакнула девка, – такой родной, что вчера два кочана капусты едва со двора у нас не увела!
Соседка присела от неожиданности: ишь, глазастая девка! Да уж не она ли спустила с цепи старого пса, спугнувшего горе-воровку? Сорвала с головы платок, дабы видом седых жиденьких волос устыдить нахалку.
– Ты что это такое говоришь?! Это что же, я?.. Меня?! Люди добрые, вы послушайте только!..
– А и правда, – согласилась Ирга и тоже повысила голос: – Люди добрые! Вы послушайте, кто к нам вчера ввечеру в дом залез!..
– Ты что?! Молчи, молчи!
Бабка не то замахала на Иргу платком, не то попыталась хлестнуть, но та только оскалилась.
– И верно, вора-то я сама не видала. Зато слыхала, как кобель его в пыли повалял. Небось ещё и покусать успел. А что, бабка Лая, отчего левую ногу бережёшь? Прищемила где?
– Да как смеешь! Ты! Перестарок недоделанный! Сидишь на шее у брата, так ещё его добро считаешь!
Ирга всерьёз подумала, что ведро на голову вредной бабке надеть всё ж не помешает. Знала, гадина, как побольнее ужалить! А тут ещё – вот насмешка богов! – Василь и сам выглянул на шум из избы да поспешил к спорщицам.
Лая сразу в лице изменилась: пригладила волосы, повязала обратно платок, губы в улыбке растянула – ну чисто волхва Небесных прях!
– Василёчек, отрада моя! – залепетала она. – А я спрашиваю, чего это тебя не видно? Неужто прихворнул?
– И тебе доброго утречка, соседушка!
Поравнявшись с женщинами, Василь отвесил низкий поклон, а старая Лая победоносно зыркнула на Иргу поверх его спины. Ирга же не преминула сложить бабке шиш.
– Вашими молитвами! – ровно ответил брат. – А вы как, бабушка? Ни стреляет ли спину? Ни… – он сделал едва чутную паузу, – болят ли ноги?
Лая вперилась в соседа внимательным взглядом, но тот так тепло улыбался, так ясно сияли его очи, что и подумать не можно, чтобы насмехался!
– Годы своё берут, годы, милок, – пробормотала она, отступая. – Пойду, недосуг мне с вами…
Василь поклонился ещё раз, не отрывая от бабки внимательного взгляда зелёных глаз, и ещё долго махал вослед, когда та ненароком оборачивалась.
