ГЛАВА 1
– Матушка, пощадите, да из ума вы, что ли, выжили на старости лет? Какой еще дракон?
Я в отчаянии сжимала в руках поднос, изо всех сил сдерживая возмущение, гнев… и страх. Расписные чашки тонко звякали, а с печенья осыпалась сахарная пудра.
После смерти отца мачеха совершенно озверела. Но я не могла поверить, что она дошла до такой крайности.
– Изволь-ка, милочка, сбавить тон. И не смей грубить единственному человеку в мире, который дает тебе крышу над головой и заботится о такой пропащей девчонке. Ну, что встала? Подавай-ка чай! Остыл уже, поди, пока ты здесь упражнялась в кабацкой брани.
Мачеха с видом умирающей лани грузно сидела в постели среди расшитых покрывал и пышных подушек. Дородная, светловолосая, несмотря на возраст, все еще красивая. В юности она была писаной красавицей, и такой же стала сейчас ее родная дочь Эола, сводная сестра моя, злющая, как три мегеры, и надменная, как утка.
Я стиснула зубы, опустила взгляд и поставила поднос на тумбочку у кровати. Налила в чашку свежий чай, добавила молоко, мед и осторожно размешала, чтобы ложечка ни разу не звякнула о края.
Мачеха сделала глоток и тут же поморщилась.
– Мед слишком приторный. Опять взяла на рынке гречишный, а не липовый? Ну что ты за безголовая… За что мне такое наказание!
– Это липовый, матушка…
– Не перечь, негодница! Никогда не можешь смолчать и признаться в ошибках. Куда только боги смотрели, когда посылали на мою голову такую зловредную девчонку?!
Я почти не слушала упреки мачехи. Мне было очень страшно. По-настоящему.
***
– Эрти! Не стой столбом, непутеха. Иди и приготовь то белое платье, которое Эола отдала тебе на той неделе. Посмотрим, что можно сделать с твоей ужасной фигурой и кошмарными лохмами.
– Матушка…
– Ну что еще?
– Вы же не всерьез хотите отдать меня дракону?
Мачеха в одно мгновение взбодрилась, подскочила на подушках и начала вопить так, что в окнах жалобно задребезжали стекла:
– Иди немедля! Прекрати препираться! Ты в могилу меня сведешь своим ужасным характером! И зачем я только вышла за твоего отца, теперь до самой смерти буду мучиться, и конца-края не будет моим страданиям из-за тебя, неблагодарной…
Я выскочила за дверь, прижалась спиной к стене и едва смогла утихомирить сердце. Если она всерьез решила послать меня на драконьи смотрины… Значит, жизни моей пришел конец.
***
Я рано потеряла маму. Мне едва исполнилось семь, когда она слегла от тяжелой болезни, которую ни один лекарь не смог унять. И сколько бы я ни проливала слез, сколько бы желаний ни загадывала у золотой ярмарочной птицы и сколько бы монеток ни носила в шатер гадалки, – маму было уже не вернуть.
Отец едва справлялся. Купеческое его крепкое дело требовало много сил и внимания: постоянные разъезды, торговые соглашения, долгие далекие ярмарки. И я семилеткой осталась расти как трын-трава. Убегала от незаботливых нянек, шастала с городскими мальчишками по улицам, читала все книги подряд, дралась, получала нагоняи за шалости, врала и егозила.
Но когда мне пошел тринадцатый год, отец снова женился. Он считал, что дому нужна хозяйка, а мне – мать, которая смогла бы удержать меня в узде.
И, в общем-то, на этом вольная жизнь моя закончилась. Мачеха вошла в дом, как злая королева. Осмотрела свои новые владения и заодно новую обузу на шее – падчерицу-подростка. Окатила надменным взглядом, словно ледяной водой. И я сразу поняла – добра не жди.
Вместе с собой мачеха привела в дом дочку-ехидну – Эолу. Противную и блистательную королевну. Мы оказались одногодками, даже имена наши начинались на одну букву. Эола и Эрти. Казалось бы, что может быть милее… Но на этом наше сходство заканчивалось. С первого дня, как Эола появилась в доме, она, не переставая, похвалялась передо мной своей красотой. Высоким ростом, белой кожей, голубыми ясными глазами и золотыми волосами. Колола меня и жалила беспощадно за то, что была я худой и мелкой, словно кошка. За то, что кудрявых ярко-рыжих моих волос не брал ни один гребешок. За ужасно строптивый и непокорный характер. А еще за то, что меня некому было защитить.
Мачеха со всей строгостью принялась за воспитание падчерицы. Лишала всех радостей в жизни и сваливала на меня всю домашнюю работу. А отцу говорила, что выбивается из сил, пытаясь сделать из непутевой девчонки пригожую девушку.
Он любил меня. В самом деле. Просто его никогда не бывало дома.
А два года назад, когда и отца не стало, мачеха окончательно перевела меня в прислужницы. Даже кухарку уволила. Всю работу, в том числе и самую тяжелую, я делала своими руками.
Сегодня мне семнадцать. Я повзрослела, расцвела и, кажется, стала еще рыжее. Самые добрые люди вокруг иной раз даже называли меня миленькой.
Я умела все, что должна уметь современная расторопная служанка, да к слову, даже многие соседи уже давно забыли, что я хозяйская дочь, а не прислуга. Ну а как иначе. Я бегала на рынок, готовила еду, драила котлы, вычищала печь, колола дрова и носила воду. Я шила и штопала, носила старенькие перешитые платья, которые видели еще рассвет мира. И в сравнении со своей блистательной «госпожой» Эолой – выглядела как храмовая побирушка.
