1
Зимой мрачный и серый, тесный провинциальный город плевался слякотью в прохожих; обречённо смотрел грязным снегом обочин; орудуя короткими пасмурными днями, старался подавить волю. Всё, к чему он прикасался, становилось тяжёлым и бессмысленным. И даже мысли так обледенели, что не могли уже подняться в воздух и безнадёжно бродили от торговых рядов до спален. Любая мечта представлялась глупой и недостижимой, любое дело – долгим и утомительным.
Наваливалась быстрая ночь, и это жуткое, неестественное, фиолетово-розовое зарево от фонарей, как будто нет ничего кроме этого; нет луны, нет звезд, нет космоса, а только это мутное зарево, которое и есть вся вселенная.
Отдельные улицы сохранили ветхие бревенчатые одноэтажные дома с резными окнами, бывшие когда-то жилыми. В одних обосновались различные магазины, а другие так и стояли заброшенными, с выбитыми стёклами и чёрной пустотой внутри. Пустота эта могла забираться в сердце смотрящего и действие имела угнетающее.
Но в мае всё поменялось: лица, краски, слова. Нечто иное растворилось в воздухе, и бездомная рыжая собака возле вокзала не смотрела уже так тоскливо и отрешённо, а лениво дремала возле стены. И неуместные пустые дома на фоне зеркальных новых зданий утратили свою силу и виделись скорее забавным недоразумением.
Даже я, шагая вчера по тротуару, поймал себя на том, что чему-то рад, но найти причину этой радости не смог, как ни пытался. Всё вокруг наполняло иллюзией смысла, беспочвенным ожиданием успеха, создавало видимость перспективы.
Незаметно разлилось лето, начало и середина которого были слишком знойные или, наоборот, беспросветно дождливые. И наконец в начале августа установилась тёплая, солнечная, но не жаркая погода.
Вот в этой паузе надо остановиться, так как в это время и будет развиваться наше странное повествование. События в нем, наверное, похожи на причудливую схему, но, однако, это для лучшей наглядности и для того, чтобы не нагромождать лишнего.
Но к делу. Координаты цели занесены, давайте увеличим масштаб. Вот уже крыши и улицы чернеют на городском ландшафте, обозначились и люди, снующие по каким-то своим делам.
Один из них и есть наш герой, о котором речь пойдёт ниже. А вот, кстати, и он. Видите, к перекрёстку подходит, голову опустил? Но давайте опустимся на землю.
Это был молодой человек лет двадцати пяти и никаких особенных примет не имел. Далее вдаваться в детали внешности и подробности биографии не вижу необходимости, так как в нашем случае они не имеют решающего значения, да и читателю легче самому создать внешний образ героя, чем перенять его у автора во всех подробностях (по крайней мере, я сам с этим сталкивался).
Только для этого, только из этих неудобств я и умолчал о сказанном выше (и даже не сказал о самом главном, о личных качествах), а не из-за лени или других каких-то неуважительных причинах.
Чистый лист хорош тем, что можно исписать его своим пером. И по мере развития действия лист этот должен нести очертания соосностью образа, ведь форма определена читателем.
Может быть, кто-то разглядит эту форму в известных лицах знакомых, а может, и в самих себе, не буду мешать.
Но вот оставаться безымянным он не может, и следует подыскать ему имя. Ну, например, Ренат. Так и будем называть его в дальнейшем.
Далее следует осветить некоторые недавние события, произошедшие в жизни этого человека, к чему и приступаю.
2
Все это случилось около полугода тому назад, когда Ренат будто бы все осознал.
Он всегда, с детства, хранил потаённые высокие чувства о мире. Он полагал, что всё идет по восходящей и все примитивные существа в начале жизни Земли развивались, изменялись, приспосабливались, чтобы наконец люди завершили бы историю страдания и все стало по-новому. По-справедливому, по-человечному, по-разумному. И даже животных изменили бы люди так, чтобы жили они в мире и согласии.
Сначала Ренат возлагал надежды на прогресс, но увидел, что все чудеса техники имеют и свою изнанку. Чем эффективнее могут люди лечить и помогать, так же и массово могут убивать; чем больше вещей имеют люди, тем быстрее скучают.
Тогда Ренат подумал об эволюции и сказал себе: «Далеко люди ушли от животных, но всё так же прикованы к миру своими желаниями. Новые высоты сострадания нам открылись, но и такой изощрённой жестокостью не обладает ни один другой вид. Интересно, если бы мы перешли на более высокую ступень развития в результате какого-то неизвестного процесса, какими бы мы стали? И не шагнёт ли безумие наше тогда на новый уровень?»
Ренат увидел мир, как темницу, в которой нет выхода, и поразился сам себе. Всё было то же, но всё обрушилось. Исчез смысл, исчезла суть!
Ренат смотрел, как несколько дней или недель созревает плод в его сознании. Наблюдал он за этим как будто отстранённо, как будто не сам это создавал и осознавал. И наконец этот плод созрел, и упал, и покатился к ногам Рената. Это был плод смерти. Он поднял свое детище, поглядел на него, вдохнул его запах.
Здесь было что-то ужасное и мерзкое, склизкое и мягкое, холодное, резкое и отвратное. Но с тем же и сладкое.
