В задачу автора не входило воссоздание подлинных событий. Скорее это можно назвать фантазией, посвященной одной из самых известных героинь готического периода французской истории. И как во всякой фантазии, в романе много вольностей, выдумок и самых невероятных допущений, которые по прихоти автора тесно переплетены с подлинными фактами и событиями. В этой истории, как и в любой другой, без фантазии невозможно обойтись, потому что эти, дошедшие до наших дней, факты не всегда убедительны и всегда обрывочны. Но они связаны между собой невидимой и очень прочной нитью человеческих страстей и переживаний, веры и любви, предательства и раскаяния. Нитью, которая соединяя всё, не оставляет следа в истории. И вглядываясь в прошлое нельзя забывать, что нить, соединяющая неприметные события с великими катастрофами, никогда не рвалась, и нам остается лишь следовать за этой нитью…
Сегодня, отходя к Богу, я обращаюсь к тебе, Филипп, король Франции, чтобы сказать тебе о каре, что постигнет тебя, папу и твой народ за невинную кровь рыцарей Христа. Не пройдет года, и вы уйдете к Богу – твой палач, твой папа и ты… Не пройдет трех лет – за тобой последуют твои сыновья. Сто лет войны, чума и голод и чужеземцы будут править на твоей земле, а священный елей святого Ремигия станет отравой для французских королей, что воссядут вслед за тобой и твоими детьми. Пройдет век и безумие воцарится на престоле, и Безумец лишит наследства сына. После смерти святого безумца во Францию придет посланник, чистый, как Лилия. Он вернет корону французским королям, принесет Мир и Великой победой искупит державу. Пусть сын Безумного отца отдаст в Париже тому, кто послан Богом все, чем ты, преступный король, желал владеть, что получил, чем не смог и чем не будешь владеть никогда.
Писано в парижском Тампле,
восемнадцатого марта, года 1314.
Жак де Моле.
Дофин Карл поднимается. Подходит. Долго смотрит в глаза монсеньору. Спрашивает вежливо, а в глазах насмешка:
– Вы верите в подлинность этого письма?
– Вне всяких сомнений – это подлинное письмо!
– Вы так думаете? Почему?
– Я не думаю, я знаю. Пергамент хранился в архиве собора города Реймс почти сто лет. По повелению умирающего короля его доставил в Реймс Пьер де Латиль, епископ Шалона. Как известно, он был другом детства короля Филиппа и присутствовал при его кончине. Когда я стал архиепископом Реймса, документ передали мне вместе с остальными важными документами.
Дофин Карл молчит. Протягивает руку за пергаментом. Беззвучно шевеля губами, читает. Делает резкий жест рукой.
– Это не может быть правдой!
– Это подлинное письмо. Оставьте сомнения, мой любезный Дофин. Оно продиктовано последним Великим магистром ордена рыцарей Храма. Судя по тому, что достоверно известно, после того, как Жак де Моле на паперти собора Парижской богоматери публично заявил о невиновности ордена, обвинил короля в неправедном суде и отказался от помилования, дарованного королем, Его вернули в подземную камеру в замке Тампль. Там он продиктовал посланному королем Филиппом личному секретарю его величества, метру Майару, этот текст. Сразу после того, как секретарь отбыл, старика сожгли. Мне хотелось бы напомнить вам факты. Они упрямы.
Монсеньор негромко свистит. Повинуясь этому, едва слышному звуку, из тени мгновенно выступает человек. У него внимательные глаза преданной собаки. Он, не переставая кланяться, подает Монсеньору список, и вновь растворяется во мраке. Монсеньор держит в руках бумагу, но не глядит в нее. Видно, что знает на память каждый пункт. Он неторопливо перечисляет:
– Великий магистр сгорел в огне 1314 года. Почти вслед за ним по неизвестной причине умирает канцлер и хранитель печати Гийом Ногарэ, организовавший процесс над орденом. Видимо его магистр называет в письме палачом. Затем, и снова по неизвестной причине, на свидание с Богом отправляется Папа Климент. Потом умирает король Филипп. Все уходят в течение года. Вскоре по разным причинам все трое сыновей короля покидают этот мир. Ветвь королей Капетингов отмирает. На трон восходят Валуа. Английский король, внук короля Филиппа и сын его дочери, объявляет себя королем Англии и Франции. Далее – сто лет несчастий и неудач. Чума. Голод и бунты…
Монсеньор неспешно загибает пальцы. Губы Дофина кривятся и он прерывает с досадой:
– Когда не было чумы и бунтов?
– Верно. Но что скажет о прозрениях Великого магистра сын безумного отца?
Монсеньор поднимается из кресла и произносит мягко, почти кротко:
– Или вы не слышали, мой дорогой Дофин, что всех королей Франции, короновавшихся в Реймсе после короля Филиппа, называют «проклятыми королями»? Разве вы сами не чувствовали никогда, что над жизнью ваших предшественников и над вашей тоже, висит темная неумолимая рука рока? Вы никогда не чувствовали обреченность, которая держит в плену ваши дела, ваши помыслы и вашу жизнь?
Дофин бледнеет. Всматривается в глубину себя. Видит много мучительного, того, что хотел бы не вспоминать. Трясет головой.
