У нее была мания – смотреть в зеркала. Повелось это с детства. Открывая глаза, первое, что она видела, – милая мордашка в узком длинном зеркале, которое родители купили в какой-то экзотической стране.
О том, что это мания, Вика узнала гораздо позже, лежа на кушетке в кабинете известного в узких кругах психоаналитика, к которому ее притащила мама. Оказывается, для того, чтобы тебя просто выслушали не перебивая, надо было платить немалые деньги. Холеный доктор, поправляя очки, назвал ее поведенческую модель «нарциссическим расстройством личности». Папа-хирург объяснил все более доходчиво и совершенно бесплатно: «Ты просто убеждена в собственной уникальности и превосходстве над другими людьми. Тебе кажется, что ты свободна от любых правил и можешь требовать беспрекословного подчинения от окружающих».
В общем, отец был прав. Мама, пустив в ход весь свой ораторский дар, пыталась защищать любимое дитя, на которое, кстати, никто не нападал. Самой Вике самовлюбленность больше казалась проявлением силы, нежели слабости. После непродолжительных споров семейный совет решил, что сей «диагноз» не представляет угрозы для жизни, и ее оставили в покое.
Вот и сейчас Вика невольно застыла перед огромным зеркалом в причудливой деревянной раме, испещренной мелкими африканскими рисунками. В который раз оно посылало девушке подтверждение ее неотразимости. Высокая брюнетка с огромными медово-карими глазами и хорошо очерченными малиново-красными губами улыбалась той самой загадочной улыбкой, от которой еще в школе «дохли» мальчишки. С годами ее красота становилась все более вызывающей. Вика знала это и часто пользовалась своим оружием. «Эксгибиционизм», – сказал бы доктор. Она же считала это вполне нормальной демонстрацией женской сексуальности. Именно поэтому пуговицы белоснежной рубашки были расстегнуты ровно настолько, чтобы максимально приоткрыть упругую грудь, а обтягивающие светлые джинсы хорошо очерчивали ее длинные стройные ноги.
– Нравится?
Она повернула голову. В дверном проеме, скрестив руки на груди, стоял симпатичный молодой человек.
– Уникальная работа!
Она провела ладошкой по неровному дереву.
– Я не о раме, вам отражение в зеркале нравится?
– А вам? – спросила девушка, ожившая по ту сторону зеркального стекла.
– Уникальная работа. Позвольте узнать, как называется?
– Виктория.
– Ну тогда победа за нами! Я – Никита.
Он подошел так близко, что она уловила запах его тела, смешанный с пряным парфюмом и сигаретным дымом. Красавица сделала шаг назад и, глядя ему в глаза, спросила:
– Талантливый архитектор, поработать с которым мечтают лучшие люди Киева?
– А вы та самая продвинутая художник-дизайнер, о которой мне все уши прожужжал Саша Фиалков.
Они рассмеялись.
– Пойдем наверх, пока не приехали заказчики, поговорим о проекте, а заодно – покажешь мне свои работы, – предложил Никита.
– Мы перешли на ты?
– Точно. Но, заметь, как достойно мы выдержали все тонкости светского этикета!
– Это да… Если ты не против, я подойду через пару минут.
– О’кей.
Ей все-таки хотелось рассмотреть редкий орнамент, выбитый на раме. Рисунок расплывался. Зеркало висело слишком высоко. Одной ногой она стала на кресло рядом. И тут хлопнула входная дверь. Вика вздрогнула, покачнулась, потеряла равновесие и, падая, увлекла за собой зеркало. Стекло со звоном разбилось. Она лежала на полу среди отливающих серебром осколков и боялась пошевелиться. Первое, что она увидела, открыв глаза, – лицо Никиты.
– Все хорошо. Немного порезала руку, но это ерунда, – молодой человек старался говорить спокойно, хотя голос предательски дрожал, – сейчас притащу аптечку. Ты в рубашке родилась.
