Степан Яковлевич Науменко, мужчина лет пятидесяти, с залысиной и выпирающим животиком, навсегда уезжал из Мурманска. Он вошёл в купе, никого там не обнаружив, положил увесистую сумку в нишу и облегчённо вздохнул.
– Наконец-то! – пробормотал он и, облокотившись о столик, устало закрыл глаза. Его мысли были о далёком частном домике, где Степан Яковлевич уже видел себя среди благоухающих цветов и спелой клубники. Деньги, которые он получил за трёхкомнатную квартиру, придавали ему уверенности. В данный период времени, иметь при себе почти шестьдесят тысяч долларов было гораздо благоразумнее, чем держать подобную сумму в рублёвом эквиваленте. К тому же, иметь столько наличной валюты, значило обладать поистине сказочным богатством. Больше ни о чём не нужно было думать! Науменко ждала беспечная сытая жизнь.
«Вот теперь, – подумал Степан Яковлевич, – пусть только земляки попробуют сказать, что я даром протирал штаны на Кольском полуострове!»
Громкий стук в дверь отвлёк его от приятных мыслей. Науменко увидел перед собой женщину лет сорока, опрятную, симпатичную, с небольшой дамской сумочкой через плечо.
Сонечка, так звали его попутчицу, была немногословной, но и не являла собой этакую непрошибаемую буку. Впрочем, как попутчица, она полностью подходила Степану Яковлевичу. Его прежние опасения за сохранность вещей, сразу исчезли. Сонечка внушала доверие, и он ничуть не сомневался, что сможет спокойно выходить на перрон для того, чтобы перекурить или просто поболтать с попутчиками. Впрочем, шмотьё, которое лежало в сумке, не слишком-то волновало Степана Яковлевича. Куда дороже был кожаный пояс, плотно облегающий то место, которое когда-то можно было назвать талией.
«Ради зелёненьких купюр стоило провернуть это дельце! – размышлял Науменко, осторожно поглядывая на соседку по купе. – Всё равно, квартира в Мурманске больше не нужна. Жить и нежиться под тёплыми солнечными лучами куда приятнее, чем страдать от головной боли, особенно, в тёмную Полярную ночь».
– Вы тоже до конечной станции? – ненавязчиво спросила Сонечка.
– Еду в Вологду. Вернее, на её окраину. У меня участок десять соток и частный дом. Достался по наследству, от родителей… – почти скороговоркой ответил Степан Яковлевич.
Он приветливо улыбнулся и добавил:
– Пусть теперь хоть пропадёт этот богом забытый край!
– Что, так плохо было?
– Да не так, чтобы совсем плохо, а всё же надоело постоянно мёрзнуть. Хочется тихой спокойной жизни. Ни заработков достойных здесь больше нет, ни перспектив на будущее.
– Вот уж точно подмечено, – согласилась Сонечка. – Жизни и впрямь никакой, одно жалкое существование.
Поезд медленно набирал скорость.
– Вы не желаете выглянуть в окно? – спросила Сонечка. – Может быть, не придётся больше сюда вернуться?
– Нет, не хочу! – насупившись, ответил Степан Яковлевич.
Он опустил руку и незаметно для своей попутчицы сквозь подкладку пиджака прощупал свой денежный пояс, который имел несколько отделений, совершенно не зависимых друг от друга.
«И всё-таки, как хорошо, что я продал квартиру!» – похвалил себя Степан Яковлевич, непрерывно поглядывая на Сонечку.
Она откинулась на стенку купе, закинула ногу на ногу и, вынув из сумочки пачку сигарет, протянула её Науменко.
