Макс, откинувшись в кресле, обнимал Лину, вдыхая аромат её густых, вкусно пахнущих волос. Она прижималась щекой к его груди, обхватив руками за талию, и спала, иногда слегка вздрагивая. Тогда он обнимал её чуть крепче и осторожно целовал в макушку. Шторку иллюминатора он закрыл, чтобы свет её не тревожил. Три дня метели, запершей их в гостинице Петропавловска, они провели практически без сна, словно навёрстывая годы друг без друга. Поэтому в машине Анатолия, отвозившего их в аэропорт, Лина почти сразу закрыла глаза и открыть их уже не смогла. И продолжила спать в самолёте, едва панорама с вулканами исчезла под облаками. На этот раз им повезло меньше – третье кресло было занято, салон вообще был заполнен до отказа, все, кто не улетел своим рейсом из-за непогоды, набились в этот, самый первый, самолёт, когда аэропорт наконец дал добро. Максу бы тоже не мешало вздремнуть, но в голове крутился последний разговор с Анатолием, поселивший в нём тревожные мысли, которые теперь не давали сомкнуть глаза.
Состоялся он в машине, когда мужчины убедились, что Лина и правда уснула. Анатолий, поглядывая на Макса в зеркало, сначала мялся, потом, поймав ответный вопрошающий взгляд, всё-таки решился:
– По твоему совершенно ошалевшему от счастья лицу я вижу, что о соблюдении мер предосторожности ты и не вспомнил.
Увидев, что Макс собирается остановить его, покачал головой и упрямо продолжил:
– Если ещё не поздно, я бы советовал вам не торопиться заводить детей. Проверьте чувства. Не повторяй моих ошибок и ошибок многих наших коллег. Дождись хотя бы первой командировки, пусть и девочка себя проверит, в состоянии она провести в постоянном ожидании и волнении не месяц, не два, а годы семейной жизни. Если такую жизнь можно назвать семейной… Твоя Лина, конечно, очень похожа на «жену декабриста», а совсем не на мою Людмилу, и всё-таки… Справедливо ли будет запереть её в четырёх стенах с ребёнком, когда тебя подолгу не будет рядом?.. Это раз.
Макс нахмурился и приподнял брови, показывая, что ему хватило первого совета. Но Анатолий собрался высказать всё, о чём, видимо, размышлял все эти три дня метели и, возможно, даже сожалел, что «потворствовал» развитию их бурного романа.
– Второе. Не менее важное. Я видел тебя в деле. Ты никогда не жалел себя, не задумываясь рисковал жизнью ради спасения других, и это правильно, ты выбрал такую работу. Но теперь в похожих ситуациях тебе придётся думать ещё и о той, кто тебя любит и ждёт. Или о тех… когда появятся дети. В общем, я сказал, а ты, брат, думай…
И вот теперь, прижимая к себе Лину и вдыхая её запах, без которого уже не мыслил себе жизни, Макс думал… О том, чтобы предохраняться, он действительно не вспомнил. Об этом всегда заботились его пассии, и он не привык отвлекаться на такие «мелочи» и переживать о «побочках» секса. С Линой же он потерял голову от страсти и даже на секунду не мог представить, чтобы хоть какая-то, пусть и весьма тонкая, преграда отделяла бы его тело от её.
Он опять прижался губами к её макушке. Да нет, не может он себя заставить беспокоиться о том, не забеременела ли его любимая. Это верх идиотизма. Он хотел бы иметь детей. И Лина, разумеется, даже не поняла бы его сомнений. Не поняла и не приняла. Тем более что она уже считает их семьёй, не задумываясь о штампе в паспорте. Впрочем, этот самый штамп он намеревался обязательно поставить. Желательно, сразу по прилёту в Москву. А то ещё, не дай бог, сорвут из отпуска. Ему же непременно нужно было увидеть, как она подписывается под брачным свидетельством. Он уже знал, как она умеет держать клятву. Тем более скреплённую чернилами. Макс улыбнулся своим мыслям. Ему захотелось, чтобы Лина проснулась и подняла на него свои сияющие глаза. В последние три дня они заменяли ему звёзды, скрытые пургой. Глаз Лина не открыла, но прижалась к нему теснее, подсунув руки под свитер, чтобы чувствовать его кожу. Макса обдало горячей волной, и он покосился на соседа слева, полноватого мужчину лет пятидесяти, тот похрапывал, натянув маску для сна.
По поводу всего остального, о чём предупреждал Анатолий, гадать было бесполезно. Тут только сама жизнь покажет…
Лину пришлось будить поцелуями при подлёте к Москве и открывать шторку иллюминатора, чтобы яркий дневной свет помог ей прийти в себя.
– Как я тебя, оказывается, утомил, – прошептал Макс, целуя её в мочку уха. – Ты проспала почти десять часов, если считать дорогу к аэропорту.
– Ничего себе, – она потёрла кулачками глаза и подставила ему губы. Он нежно их коснулся, всей душой желая, чтобы они скорее оказались одни, у неё в квартире. Правда, нужно ещё заехать в больницу.
В аэропорту он, в прямом смысле за руку, отвёл её к дамской комнате и поставил перед дверью.
– Тебе туда.
Лина, которая шла за ним не глядя по сторонам, а потому не ожидала очутиться именно в этом месте, стала розовой, как её свитерок. Он слегка подтолкнул её к двери, Лина медленно потянула за ручку, словно там её ждали все ужасы мира, и скрылась внутри.
Макс покачал головой. Она продолжала стесняться его во всём, что касалось естественных отправлений организма, а потому в гостинице он под разными предлогами периодически выходил из номера, чтобы не смущать своё «чудо в перьях».
