В концерте Вали Толкуновой я читала стихи, 15 минут, пауза между песнями. После концерта подошёл мужчина и спросил, как это часто бывает:
– Где купить вашу книжку?
– Нигде. У неё больше не будет книг, – ответил за меня Витя, мой муж.
– Почему? – не понял тот.
– Потому что книги стихов сейчас выпускаются только за свой счёт, а это невероятно дорого.
– Сколько? – кратко спросил этот человек.
Муж посмотрел в потолок и назвал астрономическую для нас в девяносто втором году цифру:
– Пятьсот тысяч.
– Вот моя визитка. Договоритесь с издательством и позвоните мне, куда перечислить.
Мы обошли несколько издательств, но нашли – небольшое, правда, где книгу обещали выпустить за пятьсот тысяч рублей. Такое счастье!
У меня появилась Её Величество Надежда, и я села за рукопись.
Сначала раз в неделю, потом раз в месяц Витя звонил в издательство.
– Ну, что будем делать? Счёт они выслали ещё в прошлом квартале. Не могли же деньги пропасть!
– Давай позвоним прямо ему.
Оказалось, не проходили тогда рублёвые переводы из Казахстана в Москву. Не получилось.
Но рукопись начала собираться с левой стороны стола, стихи складывались сначала в стопку, потом в папку…
На последнем заседании секции поэзии Союза писателей в повестке дня был один вопрос – как выжить в новых условиях.
Серьёзные люди один за другим утверждали с трибуны – никак. Всё рушилось, никто больше в отделах поэзии солидных государственных издательств не составлял планов выпуска поэтических сборников. Никто из поэтов, даже известных, не мог быть уверенным, что книжка выйдет. Издатели станут выпускать только книги массового спроса – детективы и любовные романы. Действительно, как выжить поэтам в этих новых условиях? Мне рассказывали в Литфонде, пришёл к ним один пятидесятилетний поэт и сказал:
– Если вы не будете мне помогать, я повешусь на этой вашей хрустальной люстре…
Но для меня, варяга, условия не были новыми. Книжки выходили редко, и сам факт их выхода требовал таких душевных сил, что на радость их уже не оставалось. Только первая была исключением, только она одна.
«Я знаю, как выжить в новых условиях», – написала я в записке в президиум. Долго не давали слова – что может знать молодая неизвестная поэтесса, когда мэтры только разводят руками. Под занавес выпустили всё же, наверно, решили – пусть народ посмеётся!
Моя формула была проста, слишком проста для этой рафинированной аудитории. Но никто не смеялся.
– Знаете, главное, выбросить из головы, что литература обязана вас кормить, несмотря ни на что. Нужно самим зарабатывать деньги любым доступным порядочному человеку способом, и на выпуск своих книг тоже.
Я была уверена, выжить можно только так. Не отказывалась ни от каких заработков, продавала книги на предприятиях, распространяла билеты на ёлки. Как в сказке – ела ржаные пирожки из встречной печки, кислые яблочки у встречной яблоньки…
И чудо свершилось! Когда я продала шесть тысяч билетов на ёлку в «Известия», мне в награду подарили миллион на книжку!
Мне! Миллион! На книжку! Мы бросились искать издательство, где за миллион могли выпустить книжку, пусть в мягком переплёте и на серой бумаге. У меня так давно не выходили книжки!
Деньги дали не сразу, а когда дали наконец, миллиона уже не хватало.
Шёл девяносто третий год. Книжка стихов была готова, но ещё раньше была готова повесть о любви, очень хотелось издать и её.
Книжки были словно заколдованы, мне называли в издательстве стоимость выпуска, и я начинала зарабатывать необходимые деньги, добавляя всё к тому же волшебному миллиону. Но за это время цена вырастала, как гора: идёшь к ней, идёшь, вот она, рукой подать, а дойти не можешь.
И тут – щёлк! Опять случилось чудо. Валя Толкунова, которая пела довольно много песен на мои стихи, вернулась с гастролей в Израиль. И меня пригласили туда.
Меня! На гастроли! В Израиль!
Моё знакомство с заграницей ограничивалось Болгарией. Первый раз было приглашение – месяц сказки, об этом надо писать отдельно.
Во второй раз я попала в Болгарию благодаря очередному чуду. Впрочем, всё хорошее происходит со мной только таким образом. Можно биться, барахтаться, выбиваться из сил, и всё впустую. И вдруг – щёлк! Я еду в Болгарию. На фестиваль «Обеч» – «любовь» в переводе на русский язык.
Симпатичный молодой человек в иностранной комиссии Союза писателей недоумённо разводит руками:
– Мы подали большой список, всех повычёркивали, вас почему-то оставили.
– Я ведь переводила болгарских поэтов.
На каждом вечере представляют делегацию Союза писателей – секретарь Союза, ещё секретарь, председатель Бюро пропаганды Белоруссии, главный редактор журнала из Армении, ещё один главный редактор и поэтесса.
По законам жанра в сборных концертах самых известных исполнителей оставляют на заключение, на коду, как говорят музыканты.
По законам бюрократии я должна была выступать последней. Болгары думали, по-моему, что меня приберегают на коду…
Но Израиль… Совершенно неведомая страна, отзывающаяся голосом крови – сквозь русские сказки, Пушкина, всю русскую классику, русское образование, воспитание, окружение…
