Сколько себя помню, в нашем сквере всегда росли эти яблони. Высокие, ветвистые, усеянные по осени мелкими, но по-деревенски вкусными яблочками-полудичками. Они окружали наш дом, построенный в далеких шестидесятых со всех сторон, и старожилы рассказывали, что когда-то, в начале века, на месте района был прекрасный господский сад, предварявший вьезд в имение, расположенное неподалеку. От имения остался парк и несколько полуразрушенных зданий, а еще сад, безжалостно вырубленный ради построенных в советские годы безликих кирпичных уродцев. Большинство яблонь и вишен погибли под колесами строителей, но кое-где они все же выжили и продолжали расти и исправно цвести каждый год, словно ожидая возвращения старых господ и всего того уклада жизни, который безнадежно канул в прошлое.
Я росла в их тени всю свою жизнь, ходила мимо них в детский сад, бегала в школу, ездила на машине мимо на работу, постепенно ускоряясь до такой степени, что просто перестала замечать что-либо вокруг себя. До яблонь ли мне было, когда вокруг рушились и создавались государства, погибали близкие люди в бандитских разборках, разорялись целые поколения родителей и родственников, моя собственная жизнь превращалась в последовательную череду мест, где я работала не ради смысла, а ради денег, потому что иначе вряд ли бы выжила?
Первый раз я увидела эту яблоню, когда с дочерью возвращалась домой после прогулки. Девочка устала, поэтому мы шли не очень быстро, а я торопилась, ведь как всегда еще столько надо было успеть. Окончательно выбившись из сил, она и вовсе остановилась около большой, раскидистой, узловатой яблони, и начала плакать и капризничать. Время шло, она не успокаивалась и отказывалась идти домой. И тут меня осенило – а может, это сама яблоня подсказала мне, что и как надо делать, не знаю. Я вдруг заговорила скрипучим, надтреснутым голоском старого гнома, живущего в корнях яблони. Гном начал разговаривать с дочерью, расспрашивать ее о том, как и где она живет, чем занимается, куда направляется. Дочка оживилась и быстро включилась в игру – или мне только показалось, что она притворилась, что верит в старого гнома? Вдоволь наболтавшись, мы мирно отправились домой без всяких капризов и с тех самых пор завели себе новую традицию – каждый раз проходя мимо старой яблони, мы разговаривали с нашим гномом, делились с ним детским радостями и горестями, показывали ему рисунки, иногда дарили подарки – цветные ленточки. И каждый раз гном отзывался – внимательно выслушивал, отвечал по делу и очень обстоятельно, бросал нам с веток вкусных яблочек.
Конечно же, это была игра, и как только дочка немного подросла, она с удовольствием в нее включилась, охотно слушала, болтала с гномом и со мной, как будто мы все втроем были реальными людьми. Я знала, что дети часто придумывают себе вымышленных друзей, но фигура гнома не казалась мне опасной – ведь я придумала его сама, я собственным воображением создала его жизнь и могла в любой момент оборвать игру на полуслове.
