Утро серое в тумане,
Росы травы гнут,
Запах их слегка дурманит
Голову мою.
Я сегодня выйду в поле
Встретить, чтоб рассвет,
Там дышать мне будет вольно,
Я степи поэт.
Расскажу, как травы гнутся
В свежей, утренней росе,
Кони как в степи пасутся,
Как встает рассвет,
Как за речкой до рассвета
Иволга поет,
И тальянка плачет где-то,
В юность нас зовет.
Он в наш город пришел, как хозяин,
Не спросив разрешения войти.
Он идет, но идет не шагает…
Как понятно мне вам объяснить?
Лег на крыше домов, лег он в парке,
Лег на площади, видно, устал.
Может, стало ему очень жарко?
Ну, а может он просто там спал.
Отдохнувши, решил прогуляться,
Укрыть город объятием своим,
Ну, а может и на ночь остаться
И еще показать нам экстрим.
Ночь упрятала город под шалью,
Зажигаются в окнах огни,
Но под мутною млечной вуалью
Тускло смотрят на город они.
Фонари после спячки проснулись,
Чтоб приветствовать город ночной,
Но увидев его, ужаснулись —
Он стоял перед ними стеной.
Кто же этот и жуткий и мерзкий,
О нем песни в народе поют,
Он бывает и ласков и дерзкий.
Ну, а люди туманом зовут.
Мне кукушка куковала, мало лет я проживу,
И цыганка то сказала, глядя на руку мою.
Линия жизни та не длинной на руке моей была,
– Жизнь твоя будет в мученьях, – заявила мне она.
– И за что мне эти муки? – задал я вопрос такой, —
Не в крови ведь мои руки, да и чистый я душой.
А она, в глаза не глядя и с акцентом говоря:
– Положи мне в руку, дядя, не пятак, не три рубля,
А зеленую бумажку, да была, чтоб поновей,
Портрет чтоб Джорджа Вашингтона улыбался
мне на ней.
– Я шахтером отработал, много лет, – так ей сказал, —
Но таких бумаг зеленых я в руках и не держал.
Я их видел на картинках иль в кино – боевиках,
У кого их было много, знаю кровь, что на руках.
Мне не надо эти страсти и греха на душу брать,
Жизнь прожить хочу спокойно и стихи свои писать.
Я никогда не соглашусь,
Не променяю своё бремя
На жизнь спокойную и пусть,
Ушли года, ушло и время.
Пусть я не молод и прожил
Уже полвека, ведь скажите,
Но всё ж за хвост я ухватил
Свою летевшую жар-птицу.
Я не боюсь её держать,
Обжечься голыми руками,
И всё, что надо мне сказать,
Сказать умею я стихами.
Нос курносый и в веснушках,
Струйка крови на губах,
Ну, конечно же, он – русский
И одет он в камуфляж.
А ему неполных двадцать,
До весны ещё служить,
И лицо на небо смотрит,
Приоткрыв, глаза лежит.
На войну, на эту бойню,
Добровольно он не шел,
Ведь такой звезду героя
И при жизни бы нашел.
Кто теперь накосит сена,
Починит, почистит хлев…
С похоронкой у иконы
Мать рыдает много лет.
У войны своё лицо, да не человеческое,
Есть коса через плечо, но она не женская.
Ноги есть и руки есть, грабли загребущие,
А во рту зубов не счесть и улыбка злющая.
Любит денежки она, доллары зеленые,
У неё есть и казна, бочка та бездонная,
А ещё ей подавай молодых солдатиков,
Да не стреляных она хочет лейтенантиков.
Ах, война, война, война, гробы оцинкованные,
Ах, война, война, война, нет страшнее слова.
Ах, война, война, война, судьбы искалеченные,
Не вернулся кто с войны, память тому вечная.
Мне досталась дорога по жизни,
У которой не лёгкий был путь.
Что осталось, судьба, ты скажи мне?
Как же хочется всё зачеркнуть.
Всё плохое забыть и не вспомнить,
И не видеть все это во сне.
Пусть приходит хорошее в полночь,
Чтоб проснуться с улыбкой в лице.
О березах России много песен так спето.
Почему же печальны этих песен куплеты?
Ах, березы, березы, вы часть сердца России,
Ах, березы, березы, нет деревьев красивее.
Много сказок, стихов, песен спето под вами,
О любви нежных слов вы так много слыхали.
Ночью вы шелестите тихо, нежно листвою,
Это вы говорите о любви под луною.
Ах, березы, березы, вы часть сердца России,
Ах, березы, березы, вы стройны и красивы.
Ах, березы, березы, ваши ветви плакучие,
Ах, березы, березы, вы любовью измучены.
Ах, Россия, ты Россия,
Земля пашен и полей,
Рек глубоких, гор высоких,
Край берез и тополей.
Край безумного богатства,
Океанов край, морей,
Край народов и их братства,
Нищеты край, богачей,
Край учёных и талантов,
Прирожденных дураков,
Музыкантов, коммерсантов,
