Я иду через июнь
ИСТОРИЯ 1
***
Струится Вечность между тонких пальцев.
И мы песчинкой вслед за ней несёмся.
В честь нашу будут звезды называться —
Те, на которых завтра мы проснёмся…
У меня самовар и вода из колодца.
Ноготки и тимьян на крюке у печи.
Припасённый горшочек медового солнца.
Под холстинкой льняной зреет хлеб. И горчит
Конопляное масло в зелёной бутылке.
Сядь поближе к огню, он прогонит озноб.
Усмири, наконец, норов вздорный и пылкий.
Я сварю тебе зелье. Чабрец и иссоп,
И головки ромашек, и ягод бузинных
Брошу лёгкой рукой в старый свой чугунок.
Я так долго ждала. Это времени вывих.
Мы попали в петлю из бетонных дорог.
Мы едва не забились в агонии смертной
В нержавеющих нитях больших городов.
Мы успешны, шаблонны и эквивалентны,
Как искусственный запах тепличных цветов.
Но рассыпался морок. И скрип половицы,
И растрёпанный кот – всё опять на местах.
Я тебя расколдую, душа моя птица.
Я тебя сохраню на бумажных листах.
В двадцать строк уложу, запишу как заклятье.
Запечатаю красным огнём-сургучом.
А пока – сядь к огню, просуши своё платье.
Пей мой чай. Ешь мой хлеб. Не грусти ни о чём.
Взвесь пыльцы, дождя и солнца
В хрустале души.
Заливается, смеётся
Лето. Не спеши.
Поцелуй его в макушку,
Расчеши вихры.
Не считая дни-веснушки,
Не боясь жары
Разгонись, и, будто в речку,
В август окунись.
Если можешь быть беспечным,
Будь, и не стыдись.
Пей глотками это лето,
Пей его взахлëб.
Стань улыбкой, счастьем, светом,
Будь как мотылëк!
И, запутанные в гранях
Хрусталя души,
Рифмы летние на память
В небе запиши.
* * *
Мир бездонный твоих ладоней.
Погружусь в него с тихим стоном
И растаю в бреду медовом.
Я в ладонях твоих – как дома.
Я к ладоням твоим так часто
Жмусь макушкой своей беспечной.
Ты меня наградил Счастьем,
Я с тобой разделю Вечность.
* * *
Я стою и слушаю скворца.
Клён макает кудри в воды неба.
Впереди – дорога без конца.
За спиной – котомка с коркой хлеба.
В точке сотворения миров
Упиваюсь мартовским похмельем.
Под пасхальный звон колоколов
Я достигла маковки апреля.
Растворила сердце-акварель
В синеве весенней воспалённой.
Надышалась солнцем. А теперь
Слушаю скворца под старым клёном.
* * *
Она варила карамель,
Водила ложкой.
Ждала отчаянно апрель,
Играла с кошкой.
Она ждала – вот-вот, сейчас!
– и не сбывалось.
Просила: ну, в последний раз!
Такая малость!
Она опять ждала весны
С её мечтами…
…А кошка спит и видит сны:
Апрель с котами.
Утро богато на рифмы и чувства,
Льются стихи волной.
Я не умею играть в искусство,
Я ухожу в запой.
Я ухожу гадать на ромашках,
Петь и плести венки.
Быть перелëтной – совсем не страшно,
Но не всегда с руки.
Быть перелëтной, не зная стаи, —
Значит, идти на риск.
И я опять одна улетаю,
Рифмой напившись вдрызг.
Фёдор Михалыч покинул свой призрачный Питер.
Дышит черёмухой в дикой сибирской глуши.
Сбросил бадлон, нарядился в растянутый свитер,
И наконец-то совсем никуда не спешит.
– Аннушка, чаю! Покрепче, голубушка, право!
Впрочем, оставьте! Пойдемте, мой друг, до реки.
Там, за Уралом, остались густые дубравы.
Здесь же певучие сосны стройны и легки.
– Аннушка, слышишь? Звенит розоватое тело,
Бабой лоснится на солнце, исходит смолой.
Вот и березка – на вольных хлебах раздобрела,
Барынькой важной присела у тропки лесной.
– Аннушка, ангел, а приступы, кажется, реже.
Думаешь климат? Ну, что же, дай Бог, поглядим.
Я в этом рае совсем не слежу за одеждой.
Это преступно! А, впрочем, пойдём, поедим.
Грузная поступь. Сутулясь по давней привычке,
Тихо бредёт, опираясь на локоть жены.
Вечер обычный. И гений гуляет обычный.
Запах черемухи. Обыкновенные сны.
Петербург – как чахотка в больных альвеолах поэта.
Рвёт на части дыханье, сбивает на шёпот слова.
В мятых складках тумана, в дожде уходящего лета,
Как в плаще пилигрима, бредет, спотыкаясь, Нева.
Ах, Настасья Филипповна, Вам так к лицу этот климат,
Эти хмурые тучи, и львы, и Казанский собор.
Истонченные нервы, и фразы – как пули, навылет.
И застывший осколком в горячей груди приговор.
Город, бьющий по хрупким, молитвенно сложенным пальцам,
По спокойствию грубых, уверенных, сильных сердец.
Петербург, я прошу, закружи еще раз меня в танце,
Прежде чем мне на голову ляжет последний венец…
Атмосфера старого романса…
Прошлой ночью был сильный ветер.
Ветви гнулись под ним, стонали.
И встревоженно тявкал старый
Одинокий оглохший пëс.
Серебро потемнело. Светел
Блик сухого вина в бокале.
Пальцы тронули гриф гитары.
Пыль покрыла бутоны роз.
Обветшал старый дом у пруда,
Где русалки шалили в мае.
Дно рассохшейся старой лодки
Выстилает упругий мох.
Пей глинтвейн, и не знай простуды.
Лёгкий хмель тебя обнимает.
Станешь сонным, ленивым, кротким,
Как последний осенний вздох.
***
Резвится Август-вдохновитель.
Стихами брызжет мне за ворот.
Обрывками паучьих нитей
Сшивает туч овечий полог.
Зеленой мишурой березы
Шуршит, щекочет ее ветром.
И заплетает в рифмы прозу,
Сдувая с пыльных улиц лето.
***
А небо – синее-синее
С сединками облаков.
Здесь люди живут красивые
Среди полярных снегов.
Здесь люди живут надежные,
И преданные сердца.
Здесь верится в невозможное.