Он повел себя гулять в парк. Заботливо поддерживал, чтоб не упасть. Купил себе мороженое. Усадил на лавочку – греться. Слушал музыку из репродуктора. Все глазел и глазел по сторонам – чтобы в глазах не темнело, – отвлекал. Поил себя лимонадом. Порывался расколотить бутылку об асфальт, но запретил себе строго-настрого.
Наконец, наступила кульминационная часть: он затащил себя на карусель.
Меланхолия не казалась в эти минуты особенно неприятной штукой – он тыкал пальчиком в воздух, строил гримасы, раскачивал сиденье. Даже загыкал.
Продолжал кататься, еще и еще. И вот снова накатило. Да так, что подступило к самому горлу. И не остановилось. Мороженое. Лимонад. Музыка из репродуктора. Все смешалось. И нужно было быстро уходить оттуда, пока не заставили мыть. И он ушел. Но безуспешно.
Мыл – делал это в забытьи. Задел какие-то провода, где всегда искрило… А потом ушел. Навсегда.
И на прощанье обернулся. Окинул взглядом карусель… Она показалась ему чужой, словно он не провел здесь огромную часть своего бесконечного детства. Она показалась ему чужой, и даже не живой, как будто это была лишь тень карусели, уже ушедшей из этого мира.
Наверное, раньше – от предчувствия этого, – ему и стало так плохо. Вестибулярный аппарат расположен совсем недалеко от сердца…
В этой точке решилось, что лучше всего ему покинуть город и перебраться куда-нибудь по соседству. Где нет памяти. Где ничего нет… В соседний городок, например. Ему, наверное, понравится… Он почему-то и не был там ни разу…
И когда эта мысль прожила, он еще раз оглянулся. Из любопытства. Узнать, как выглядит карусель после того, как с ней попрощались навеки.
Карусель дымилась. Ее пытались потушить. Кажется, безуспешно.
Люди, схваченные меланхолией, без сомнения, опасны для мира.
Сказались недавние проклятые события, каждое – словно электрошок.
Первое: потеря друзей.
У него было всего два друга, Дима и Виталик. Они дружили с тех доисторических времен, когда по утрам в школу их приводили родители. Дима и Виталик были герметично закрыты. Они жили в своем собственном мире, одном на двоих. В контакт с остальным, чужим, миром они вступали только по принуждению. Ничего живого вокруг себя они не замечали.
Это не удивительно, такие ребята были и есть в каждой средней школе, в каждом дворе. Тип хорошо знакомый детским психиатрам. Живут такие дети, как правило, на верхних этажах, подальше от земли. Смущают родительский покой. Возводят игрушечный замок вокруг своей души, не догадавшись пока, на что она им. Никто не знает, что там зреет внутри.
В их узкий круг он проник незаметно. У него был очень мягкий характер, почти воздушный – его не замечали, будто он был прозрачным. Он не мешал им – потом они привыкли.
Он тоже был замкнутым ребенком. Но в отличие от друзей, всегда это чувствовал. И знал, что замкнутость его – временное явление. Пока она нужна, для чего – он не знает, но нужна, а потом пройдет. Этот тип детскими психиатрами изучен гораздо хуже.
Диме и Виталику, похоже, на подобные чувства было наплевать. Они были проще.
Общение с ними – вот что было самым интересным. Оба непредсказуемы. Полны оригинальных идей, которые были не более чем приколами, картинками. Но разложи эти картинки в ряд – и увидишь в нем то самое движение – в неизведанное. И сопутствует человеку на этом пути вечная радость познания, наслаждение открытием, свежесть новизны.
…В выпускном классе эта неразлучная пара не на шутку увлеклась арабистикой и исламом. И раньше обоих гуманитариев влекло куда-то в этом направлении – они переболели индуизмом, средневековой схоластикой, древнегреческой натурфилософией и, Бог весть, чем еще. Но последнее увлечение захватило их всерьез. Настолько, что они регулярно стали посещать местную татарскую мечеть.
Нужно отметить, что этим лишенным рефлексии подросткам догматический характер ислама пришелся весьма по нутру. Ему же все это оказалось чуждо, и они стали отдаляться друг от друга. Вскоре после окончания школы Диму и Виталика забрали в армию, а его освободили по состоянию здоровья.
Оба попросились в Афганистан. Боже! Он понял, что они собираются уйти к своим, стать перебежчиками. Это означало, что больше он их никогда не увидит
Вот таким необычным образом он потерял друзей. И примерно в то же время он потерял свою единственную любовь.
С этой девочкой он учился в одном классе, как и со своими друзьями. У него даже получилось создать с ней какое-то подобие дружбы. Во всяком случае, она спокойно относилась к его обожанию. Без каких-либо эмоций – очень флегматичная девочка, хорошистка.
Если бы не ее красота, и ее самой бы не существовало. Вокруг них всегда царила тишина. Он мог часами монотонно рассказывать что-то из столь любимых им древней и средней истории. Она никогда не прерывала его. Его душа витала в облаках, ее – отдыхала в их тени.
Дружны они были до последнего дня в школе. Через два месяца после выпускного вечера она вышла замуж. Его сердце не было разбито. Оно онемело. Отныне в нем навеки поселилась неуютная легкая грусть.
