«Боинг-737» выезжал из ангара одесского аэропорта. Чернявый улыбающийся техник, держа в одной руке пластмассовый стаканчик с кофе, а в другой штурвал, подгонял к разметочным линиям лайнер. Колеса замерли. Веселый техник пролил остаток кофе на логбук[1], чертыхнулся, выронил мобильный телефон, схватил салфетки и принялся вытирать жидкость с документа.
Внизу с трапа соскочил второй техник. Распахнул дверь. Заглянул в кабину.
– Антоха, чего это ты логбук в кофе купаешь?
– А иди ты!
– Пришел уже. Как бы отгонять назад не пришлось бандуру эту. Гроза собирается.
– Фиг. Моя смена через два часа кончается. Уже не мои заботы.
– Ты крут. А я заступил только.
Василич продолжал запускать приборы. Вдалеке от самолета замаячил заправщик. Грузовик двигался прямиком к «Боингу».
Через час, когда лайнер был заправлен, а ребята из кейтеринговой компании набили борт под завязку едой, в своем обширном кабинете здания аэропорта бушевал маленький мужичок. Заливаясь потом, он орал в трубку мобильного телефона:
– Как это команда опаздывает?.. Вы в своем уме?.. Это международный рейс. Черт бы вас побрал!.. Уволю всех… Мне плевать, что там у Ефремова… Сейчас же команду! Они должны были час назад бать на борту… Але! Але!
Связь оборвалась.
У входа в аэропорт остановилось пошарпанное такси. Водительская дверца хлопнула. Выскочил водитель в тертых шлепках, коротких шортах, тельняшке и надписью на фуражке «Одесса-мама». Распахнул заднюю дверцу. Показались ноги. Выбралась высокая дама. Она манерно задрала голову, не глядя под ноги, и, выходя из машины, зацепилась за болтающийся ремень безопасности.
– Твою мать! – ее лицо скривилось, но на ногах устояла, один каблук качался. – Глянь, что из-за твоего тарантаса с каблуком. Это ж «Витон».
– О, мамаша. Не боись. Не упала ведь? Ща я твой чемодан выпру.
– Какая я тебе мамаша? Меня…
– Ну, не папаша ж. Держи и будь здорова в Париже.
– …зовут Альбина.
– Рад знакомству.
– А в аэропорт занести?
– Занесешь. У меня заказ вон тусуется. Давай! – таксист побежал к стоящему в растерянности мужичку.
Нагло схватил его чемодан и бросился к своему такси. Альбина не успела оглянуться, как такси, взвизгнув покрышками, рвануло с места.
Девушка растерянно пошла ко входу. Там ее толкнул огромный мужчина. За ним, упершись в пол, плелся мальчик лет десяти. Папа мальчика плотно украшен всевозможными наколками, выглядывающими из-под майки. На запястье блестел «Ролекс». Татуировки на шее слегка прикрывала золотая цепь.
– Ой! – вполоборота бросил он. – Извиняй, мамаша!.. Че ты постоянно в пол зыришь? Там бабы голые? Прямо иди! – отец на ходу продолжал вычитывать сына.
Альбина остановилась.
– Какого лешего? – себе под нос. – Да я даже беременной никогда не была. Черт! – девушка выхватила из косметички зеркало, стала придирчиво осматривать свое лицо.
– Ни единого признака мамаши, – снова себе, но уже громко.
Девушка загородила проход. За спиной послышалось веселый галдеж. Двое высоких парней, облаченных в черные брюки и белые рубашки, с бородами и в кипах[2], не заметив Альбину, налетели и снесли с ног «мамашу». Она уронила чемодан.
Веселые парни бросились поднимать чемодан, говоря что-то на своем языке. Альбина недовольно выпрямилась. Ребята помогли девушке, не дав ей ничего сказать, побежали к столпотворению у стойки регистрации.
Альбина подняла голову, до этого не обращая внимания на то, что творится вокруг, и ахнула.
В аэропорту царил хаос.
– Уважаемые пассажиры! Просьба не мешать проходить на посадку! – диспетчер сделала паузу, вздохнула. – Это личная просьба директора аэропорта!
Похоже, это никого не волновало. Перед табличкой «На посадку», глубоко припав к земле, молились люди. Примерно человек пятьдесят-шестьдесят. Парни, только что помогавшие Альбине, перестали смеяться, на ходу выхватили из своих сумок талмуды, присоединились к лежащим.
Образовав перед входом полукруг, они не давали никому пройти. Обувь покоилась рядом.
За спиной у Альбины появилась новая пара. Пожилая еврейская мама и ее сын.
– Филя, ты глянь, наши земляки устроили поклонение.
– Мама, это ведь ортодоксальные евреи молятся. Как же их?..
– Хасиды они, Филя, хасиды. Не забывай свои корни. Так, дамочка, ну-ка дай пожилой женщине пройти, – еврейская мама бесцеремонно отодвинула Альбину подходящую к толпе, протиснулась мимо нее с сыном. – Пошли, Филя!
Альбина вновь чертыхнулась. Недалеко от аэропорта послышался грохот. Некоторые люди обернулись. Гром.
– Так, Филя, я никуда не полечу. Глянь на небо.
– Мама, успокойся! Мы летим не в ту сторону.
Альбина вновь налетела на пассажиров. На этот раз это были два парня. Один из них, выкрашенный в белый цвет:
– Елки-палки, Артур, глянь. Конкурентка с ног сшибла. Куда прешь, дорогуша, а?
– Реально, куда? – подхватил другой. – Бампер с лобовым себе сделала, и сразу на амбразуру? Ану отойди!
Молодые люди оттеснили ничего не успевшую сказать Альбину. Она рассердилась, вскочила и бросилась к сотруднице аэропорта которая пыталась успокоить пассажиров. Все хотели лететь.
– Когда ж это прекратиться? Сделайте что-нибудь! – вскричала Альбина.
Недавно сделанные пухлые губы, постоянно причмокивали при каждой согласной, а, очевидно, также недавно сделанная грудь, украшенная глубочайшим декольте, подпрыгивала при каждой гласной.
