На запасные пути станции Варшава-Восточная поставили экспресс Москва-Амстердам.
– Долго тут кантоваться будем, командир? – спросил проводника разухабистый бизнесмен.
– Три часа. Пока состав сформируют, новые вагоны прицепят. Хотя, как повезет. Может быть, и все пять простоим, – ответил тот и осекся. Отцепленные вагоны облепили неизвестно откуда взявшиеся парни в черном, с дубинками в руках.
– Сидеть тихо! Служебное купе можете покинуть лишь через полчаса после нашего ухода! – велел проводникам поигрывавший мускулами под черной водолазкой Старшой. – Пассажирам занять свои места и приготовить декларации на вывоз валюты!
– Ой, пропала моя головушка! – взвизгнул разухабистый и побежал в противоположный конец вагона.
– Не слышал команды? – там уже стояли парни в черном. – Быстро в свое купе!
– Паччему вы мене угрожаете?! Я трэбую русского консула! – зашлась в крике челночница-азербайджанка и тут же смолкла, получив дубинкой в лоб.
Ее муж щелкнул ножом с выбрасывающимся лезвием. Ударом дубинки ему раздробили запястье, ударом кулака – нос. Азер полетел на лежавшую без сознания жену.
– Такая жара, а она в чулках… Снять с нее пояс! – велел Старшой подручным.
Мужа еще раз стукнули, затолкали под умывальник. С азербайджанки сняли тугой набитый евро пояс, перерезав ножом поддерживавшие чулки резинки. Старшой молча протянул руку к еще одной азербайджанке, дрожавшей в углу. Она конфузливо сняла свой пояс, набитый валютой и протянула его Старшому. Тот без суеты вскрыл пояса ножом, вытряхнул из них евро с баксами в пластиковый пакет.
– Хорошо бы попаслись в Роттердаме, в беспошлинных магазинах, – бросил он пояса хозяйкам и кивнул на забитые узлами полки. – Ну, ничего! У вас вон еще сколько товара осталось.
В последнем купе держали оборону двое челноков. Они не успели привязать дверь к жестко закрепленной лестнице и теперь отбивались от парней обрубками бильярдных киев. Парни тихо матерились, пытаясь достать челноков дубинками.
– Вариант номер шесть! – скомандовал подоспевший Старшой.
Один из парней метнулся в купе, вскинув вверх руки, сжавшие с двух концов дубинку. Он принял на нее идущий сверху удар кия, резко отвел ею руку челнока, не давая перехватить оружие в другую руку. Также поступил Старшой, прикрыв подручного от удара второго челнока. Следом за Старшим в купе влезла еще пара парней, разметав дубинками в кровь пальцы челноков, сжимавшие кии. Те уронили оружие. Старшой с напарником отклонились назад и обрушили на головы челноков удары ног, а следом – удары дубинок. Челноки повалились на спину. С хрустом разлетелось оконное стекло, что-то затрещало в коробках. Падавших челноков добили удары рук, ног, дубинок. Теперь они, кряхтя, лежали на полу, тупо мотая головами. Притащили из тамбура мусорное ведро, вместе с содержимым надели на голову одному из торговцев. Старшой с силой застучал по нему дубинкой, пока из-под него не закапала кровь. Ведро сняли. Из ушей челнока лилась кровь. Обыскали купе, выгребли припрятанные евро и доллары.
– Жалко бабла – хозяйское оно! – всхлипнул окровавленный челнок.
– У вас товара полно – перебьетесь! А что за хозяйское бабло так дрались – дураки! Поэтому вас наказываем, – Старшой надел ведро на голову второму челноку и застучал по нему.
После второго удара челнок завалился на бок, пустив из-под ведра струйку крови. В тамбуре к Старшому подвели «разухабистого» с выбитыми передними зубами.
– Эта гнида двадцать штук евро в тюфяк запрятала, – доложили Старшому.
– Дайте ему по яйцам, чтобы не туфтил! – приказал тот. – Все закончили?
– Седьмое купе осталось…
В седьмом купе, где ехали две девушки и старушка, Старшой почувствовал запах марихуаны.
– Не ты ли, бабушка, «божью травку» везешь? – подмигнул он старушке.
– Что ты, милок! Стара я для этого! В гости к дочке в Утрехт еду. Вот мои пятьсот баксов.
– Оставь их себе, бабуля! Погуляй в Утрехте! Значит «травка» – ваша, девчата? – обернулся Старшой к закусившим побелевшие губы девушкам. – Она мне не нужна! Деньги – на кон! Но не только то, что в декларации записали! Но и то, что на себе прячете! Запираться не советую! Что-то скроете – распушу ваше зелье по всему перрону!
– Отвернись – мы стесняемся, – попросила одна из девиц.
Старшой отвернулся, скользнув взглядом по старухе. Он заметил следы выведенной татуировки на ее кистях, пальцах, шее. В этот момент, что-то хлюпнуло, чавкнуло. Обернувшись, Старшой увидел на столике кучу банкнот.
– Здесь три штуки, – процедила девушка. – Больше нет!
– Точно нет? Если меня «обули» – по этой дороге отъездились! Значит только пятьсот «зеленых», бабушка? – повернулся Старшой к старушке, повел ладонью сверху вниз ее живота.
Он вовремя отпрянул, прикрыл сердце. Резкий удар кулаком отпечатался в его бицепс. Старшой отпрянул еще раз. Старушкин кулак с зажатым шилом прочертил мимо его горла. Он схватил бабку за предплечья, поднял на уровень своего лица, тряхнул так, что затрещали старческие кости. Бабка извивалась, клацала стальными челюстями, старалась впиться ими в нос Старшому. Одновременно она лягалась, норовя достать ногой его мошонку. Старшой резко ударил лбом над переносицей бабки. Затем с силой швырнул старуху на пол, нагнулся над ней. Бабка отбивалась ногами, пока два сильных удара не обездвижили их. Старшой стянул со старушки не первой свежести трусы, выудил из влагалища большой презерватив, до отказа наполненный стодолларовыми купюрами.
