1. Глава 1. Лика
— О чем ты только думаешь, осталось всего два дня! — голос тети звенел от нетерпения. Нетерпения, которое вот-вот грозило перерасти в недовольство.
Я обессиленно опустилась на кровать, прикрывая глаза. Заткнуть бы уши, но это было бы совсем некультурно с моей стороны.
Тетя Марина стала для меня фактически второй мамой. Хоть и не красиво было так думать, ведь мои родители погибли, когда я была уже довольно взрослой девочкой — мне было девять, и я прекрасно их помнила. Но сейчас, почти десять лет спустя, я на самом деле часто ловила себя на том, что слово «мама» в отношении любимой, хоть и не родной тетушки, готово сорваться с губ.
И все же я всегда останавливалась, иной раз прикладывая просто неимоверные усилия, потому что прекрасно понимала, как это неправильно не только в отношении собственной мамы, но и к Марине. Хотя… Если глубоко задуматься и не пытаться обмануть саму себя то все дело в том, что мне претила сама мысль называть маму Максима мамой.
А именно сейчас, выслушивая очередные нотации, своей без меры заботливой тетушки, я не так уж и любила ее. Хорошо-хорошо, я любила ее, но эти бесконечные наставления словно вытягивали из меня силы.
— Теть, я не хочу идти на выпускной.
— Как это не хочешь? — взметнула руками женщина. — Это же выпускной, Лика. Твой выпускной. Как ты можешь пытаться пропустить такое событие в своей жизни? Не понимаю.
— Вот так. — я вложила во взгляд всю уверенность на которую была ттотолько способна. — Мне совершенно нечего там делать, ни с кем видеться я не хочу. Не хочу.
Марина присела на кровать рядом со мной и, заглянув мне в глаза, неуверенно спросила:
— Это все из-за Андрея?
— Тетя.
— Значит, из-за него…
— Тетя!
— Я поняла-поняла. — Марина Вольская выставила вперед раскрытые ладони, словно сдаваясь, затем закивала каким-то своим мыслям и, видимо, что-то для себя решив, взяла меня за руку и в противовес легким невесомым поглаживаниям жестко и грубо заговорила: — Дело молодое, житейское. Тебе тяжело. Девочка моя, ты разочарована. Но такое случается со всеми. Помолчи… — произнесла она, видимо заметив, что я собираюсь ее вот-вот перебить, — И как бы тебе ни было плохо, ты должна собраться и взять себя в руки. Если ты не пойдешь, то подставишь не только себя, но и меня с Женей. Ему нужно быть на этом вечере, у них с Моховиным уговор.
— Тетя, — простонала я — почему они не могут свои дела в офисе решить? Это же выпускной! Что за причуды богатых? Не понимаю.
— Не говори так о своем дяде.
— Разве я не права и тебе это не кажется идиотизмом? Оля, например, тоже не понимает, с чего это вдруг ее папаня, который в школе за все время обучения появлялся всего два раза: в первом классе, когда за ручку ее привел, и в восьмом, когда пришел разбираться из-за того, что Олька разбила окно в кабинете русского языка, — с такой прытью сейчас собирается на выпускной.
— Вам не понять, — отмахнулась Марина, а потом прищурилась — И что, по–твоему, Моховин не должен был приходить в школу, когда его дочка разбила окно?
— Ну еще бы, — фыркнула я, припоминая тот случай. Я ведь тоже поучаствовала в той потасовке. Сейчас произошедшее казалось смешным, а вот тогда… тогда для нас все могло закончится куда серьезнее. — Она разбила это окно головой Соколова, между прочим, не без моей помощи, тетя Марина.
— Что?
Тетя некультурно раскрыла рот и округлила свои и без того большие глаза. Я, немного, завидовала ей и иногда очень хотела себе такие же голубые-голубые глаза, а не среднестатистические карие, пусть и необычного оттенка.
Вообще, Марина Вольская была безумно красивой женщиной, и даже ее уже не молодой возраст (в прошлом году тетушка отметила пятидесятипятилетний юбилей) безумно ей шел.
Всегда идеально уложенные черные волосы — тетя носила стрижку «каре», в которой кончик каждого волоска закручивался туда, куда нужно. Гладкая искрящаяся кожа, на которой с трудом можно было разглядеть малочисленные морщинки, и бездонные омуты голубых всепонимающих глаз. По-прежнему стройная, подтянутая, в одежде она напоминала фарфоровую куколку, а без нее легко бы получила титул самой сексуальной бабушки мира.
Если бы была бабушкой. Хмыкнула я про себя. У единственного сына Вольских не было ни детей, ни жены, ни стремления к семейной жизни.
Глубоко в душе я этому очень радовалась, потому что была отчаянно влюблена в Максима сколько себя помнила.
— Лика, не молчи. Ты же пошутила?
— Нет, тетя, мы и правда чуть не выкинули из окна этого ясного сокола. Хотели проверить, сможет ли он летать. — Настроение неумолимо поползло вверх. Какие же мы отчаянные с Моховиной были и сколько всего успели натворить.
— А почему… почему нас не вызывали в школу?
— Олька попросила Эдуарда Борисовича встрять и за меня, он все разрулил и решил вас не беспокоить. Но знаешь, раз я уже и так созналась, то скажу кое-что еще: он меня шантажировал, — напуская страха в голос, громким шепотом, начала я подначивать тетушку..
— Что?
— Ну что «что»? Каждый раз, когда мы с Лелей что-то проделывали, он угрожал, что расскажет вам про тот случай. И настоятельно просил, чтобы я пресекала безумные порывы его дочери. Но, как ты знаешь, я не из пугливых…
