Глава 1
"Найди Семикрестье. Обязательно найди. Призови. Они не смеют отказать. Найди Семикрестье. Слышишь? А сейчас проснись. Открой глаза пока не поздно. Быстрее, Лена, проснись"
Свет. Слишком яркий свет. Глаза болели. Хотя нет. Болели не только глаза. И эта вторая боль была намного острее. Почему так холодно? Ленка с трудом подняла руку, попробовала сжать пальцы – получилось плохо. Пальцы не слушались, словно скованные льдом, они застыли и только слегка дрогнули от ее усилий. Рука дернулась и упала. Упала туда, где болело, где был источник этой боли. Теплая, густа влага окутала онемевшие пальцы – и боль растеклась новой волной. Ленка закричала. Нет, она хотела закричать, но крик застыл в горле сиплым комком. Она подняла руку, и тяжёлая темная капля упала с пальцев на губы. Сладко-соленая капля с приторным ароматом. Запах, который не спутаешь ни с чем. Кровь. Ленку замутило, голова закружилась. Подавив приступ тошноты, она попробовала подняться.
Она вывернута, выпотрошена, растерзана. Раскрытая брюшина зияла черной дырой, из которой все ещё сочились темные капли. Непослушные руки пытались стянуть рану, пытались захлопнуть эту бездну, но рваные края проваливались вовнутрь, а следом за ними туда же провалилась и рука. Боль накрыла с новой силой, рассосав комок в горле. И она закричала. Закричала, вложив в этот, возможно последний крик, все отчаяние, весь ужас своего последнего дня.
– Тихо, Ленчик, тихо. Ну ты чего? Это всего лишь сон, это сейчас пройдет, – мягкий голос обволакивал, успокаивал, но она по-прежнему сжимала руками живот, место, где совсем недавно была кровавая каша.
– Я не могу больше. Сегодня пятый день этих кошмаров. Борь, отвези меня к психиатру, что ли. Я не могу больше. Пять дней одно и тоже. Я вижу два сна. Я просыпаюсь во сне и лучше бы не просыпалась. Борь, у меня крыша едет.
– Опять тот же сон? Те же детали?
– Да. Холод, Свет, кровь, боль и голос. Что мне этим хотят сказать? Что такое это Семикрестье? Слово какое дебильное. Борь, помоги мне, я больше не выдержу.
Теплая рука аккуратно коснулась ее плеча. Она повернулась к Борису и снова закричала: лица у Бориса не было. Пустые глазницы пристально пялились на нее, там, где должны были быть губы – неровные края плоти с виднеющимися обрезками кожи.
– Ленок, ты чего? – остатки губ шевелились, оголяя зубы и десны. И три капли крови упали на белоснежную простынь.
Ленка скинула руку с плеча, кошкой спрыгнула с кровати, забилась в угол и завыла.
Снова свет. Теперь на нее смотрел доктор в маске. Глаза живые – слава богу. Руки теплые – уже хорошо.
– Где Борис? – просипела Ленка.
Врач аккуратно погладил ее по голове.
– Ну все, выкарабкалась. Все девять жизней использовала. Ничего, сейчас будет легче.
Ленка смотрела на него и не могла понять, отчего ей все кажется иным: больше что ли? Почему он не ответил? Где Боря? Что вообще произошло? Что вообще с ней случилось? Что последнее помнит?
Дорога, ночь. Фары. Все. Да твою ж ты мать. Мозг отказывался работать.
– Все, Борис Михайлович, можете забирать. Ещё пару дней она будет квелая, а потом наладится все.
– Да, хорошо, – голос Бориса был сухим, глухим и тяжёлым.
– Как же звать тебя, чудо подколесное? – Борис бережно взял Ленку на руки и прижал к груди ее маленькую головку.
Ленка хотела сказать что-то, но в ответ лишь замурчала.
– Ладно, будешь пока Муркой. Ты уж прости меня, не углядел. И за котят твоих прости – не уберегли. Сейчас Ленка моя оклемается, там глядишь будем вместе жить.
Ленка прижалась к Борису, потерлась о плечо слежавшейся шерсткой – теперь все сходилось. Теперь нужно искать Семикрестье. Искать тех, кто вернёт ее обратно в ее тело. А может ну его. Может кошкой лучше? Ни тебе забот, ни хлопот, лежи себе на диване да обои царапай. Ленка улыбнулась своим мыслям и урча заснула на руках Бориса.
"Найди Семикрестье. Лена, ты должна их найти. Ты должна все исправить", – голос был далёким и уже не тревожил.
– Я найду, – лениво потянулась забинтованная кошка, – Я найду. Потом. Завтра, – боль отпускала, мысли улетали к облакам.
Это так приятно мурлыкать на груди Бориса. А ведь ещё до всего этого он хотел бросить ее, хотел уйти к этой рыжей сучке из кофейни напротив. А теперь держит на руках, несёт ее истерзанное тельце и каждый день ходит к тому, прежнему, ее телу. Есть ли смысл что-то менять? Когда он целиком теперь принадлежит ей. Вина. Чувство вины сильнее, чем любовь удерживает рядом. О, как же это приятно, держать его в своей власти. Абсолютной власти вины.
Глава 2
Муська бежала изо всех сил. Снег был глубокий, мокрый и рыхлый – это затрудняло движение. Липкие комки на шерсти утяжеляли бег, короткие лапы проваливались и передвигаться приходилось прыжками, даже скорее, нырками. Но сама виновата – теперь беги.
Дворового Полкана Муська дразнила с самого его появления, когда тот был совсем крохой – меньше самой Муськи. Кто ж знал, что из этого пахнущего молоком дрожащего комочка вырастет такая сволота. Уже в первую неделю Муська основательно разодрала ему морду, повредила ухо и хорошохонько погрызла, вырвав добрый клок щенячьей шерсти. Полкан выл от страха и писался, когда вдруг недалеко появлялась черная гибкая тень хозяйской кошки.
