Человек в пальто и шляпе требовательно стукнул в дверь. Не стукнул – утрамбовал кулак в заляпанное и без того стекло, где – «Обед с часа до двух» – висела очевидная табличка. За человеком мельтешили рожи. Унылые, единообразные. Василиса нахмурилась. Бутерброды, так любовно приготовленные дома, уже подтаяли маслом, разбухли. Хищная муха жужжала поблизости, явно видя в бутербродах свой аэродром. У человека не наблюдалось драной авоськи с бутылками. Читать он, судя по всему, не умел. Обождёшь, соколик, не развалишься – Василиса указала на часы, висящие над головой. Строгим и бескомпромиссным жестом.
Человек, достав из кармана пальто красную книжицу, продемонстрировал её – и довольно значительно.
Василиса вздрогнула. Кусок ноздреватого сыра съехал с одного бутерброда на блюдечко. Бутылки в пластмассовых ящиках тускло блестели боками. Последнюю принес соседский Вовка: сменял на жвачку, от которой коллекционировал вкладыши. На вкладышах были полуголые женщины. Спортивные автомобили ещё – редко. Их Вовка не жаловал. Ирка скандалила как-то за тонкой стеной, найдя Вовкину тетрадку с вкладышами. А чего скандалить, спрашивается: сын у тебя весь в папашу. На кого похож этот, с книженцией, тоже стало ясно: государство.
– Сейчас! – крикнула Василиса.
Дело начинало пахнуть жареным. Если грубее, смердеть – палёной вонью от их общего с сапожником Витей щитка, неэлегантно краденым (но Витя выражался: «левым») электричеством. Всего на холодильник, на холодильник всего лишь: на картонные пакеты молока, на сметану и брикеты сливочного масла. Василиса суетливо брякнула задвижкой и посторонилась, впуская человека и рожи. У рож, похоже, под вельветовыми тёмными полами пиджаков скрывались кобуры на ремешках. Человек в пальто осмотрелся и вежливо снял шляпу, оказавшись под ней лысым, как куриное яйцо.
– Гражданочка. Добрый день.
– З… здравствуйте.
Человек опять махнул книжицей и убрал её назад в карман. Глаза у него были стальные и умные. Рожи замерли у двери. Василиса обречённо ждала. Муху привлёк яркий блеск лысины: она закружилась над человеком, будто сошедший с ума вертолет. Человек отогнал её, коротко взмахнув рукой в перчатке.
– Я к вам по простому вопросу.
Он зыркнул на холодильник, и Василиса потупилась.
– Не замечали ли вы ничего необычного? Вот этим именно утром? Сегодня?
Василиса сглотнула и нервно перебрала пальцами фартук.
– Я, – она не понимала, правда. – Не понимаю вас. Товарищ майор. Вы о драке какой-нибудь? Поножовщина? Насмерть?
– Я не занимаюсь подобным, – лысый майор дёрнул в ответ круглой щекой.
– Тогда чего же?
– Это я у вас сейчас спрашиваю.
– Н… нет, – Василиса покрутила головой. – Нет. Нет у меня ничего.
Она перепугалась – а майор ли это? Может, рэкет?
– Ни странных каких-нибудь звуков? Ни, – майор смотрел пристально, – посетителей?
– Тишина, – поспешно закивала Василиса. – Только Любка заходила. За хлебом.
– Только Любка, – повторил майор.
– Она, сердешная. И всё.
Был ещё Пашка-ханурик, который клянчил в долг водку, но незачем про Пашку знать майору. Пашка – пьяница и вдобавок ворует со стройки металл, но одноклассник же бывший: очень жаль непутёвого. Он Василисе портфель как-то с дерева снял, куда его старшие хулиганы закинули. Майор сощурился. «Иди уже», – храбро подумала Василиса. Пашку не сдаст она. Ни за что.
