Есть местность, глаз она отрада!
Но не о ней вам всем рассказ.
А вот поведать, ясно, надо,
Как там скотинушку всё пас
По всем лугам, по косогорам
С кнутом большим через плечо
Молодцеватый с ясным взором,
Любя работу горячо,
Один трудяга‐отрок местный.
Был целый день всё на ногах
И в непогоду, в день чудесный,
В жару, и всё‐то в сапогах…
Вот потому под вечер, ясно,
Хоть молод, всё же уставал.
Гляделось стадо же прекрасно,
Привес, надой с того не мал.
Домой гоня, спешил напиться
Он в озерце, что по пути,
Ведь в нём прохладная водица,
Прочь от которой не уйти.
Но утолить чтоб жажду ею,
Он наклонял к отраде лик
И страстно пил с охоткой всею,
К ней с благодарностью велик…
Но лишь азарта тихли страсти,
Как в западне у горя был,
Пленяли душу ведь ненастья,
Что становился мир не мил:
Вода являла отраженье
Его, но… девичий был лик.
«Какое в жизни посрамленье! —
И он, подкошенный как, ник… —
Ну что в лице моём мужcкого?
В нём красной девицы черты,
А кто приветит‐то такого?
Ввек пленник горя маеты…
Какая девица полюбит?
В любви признаюсь – ринет в смех!
И все заржут, как в местном клубе,
Гвоздём их буду ввек потех,
Всю жизнь отвергнутым влачиться…
Зачем мой лик так кажешь, гладь,
И дух грызёшь, как злой волчицей,
Прочь счастья гонишь благодать?»
И впрямь, лицо – очарованье
Являло озеро всегда,
Но… то девицы обаянье.
Вот потому ему беда…
Он баламутил с горя воду,
Но успокоится лишь рябь,
Лицо девицы кажет сходу…
«Судьба! Меня ты не сатрапь,
А дай мне лик, прошу, мужчины,
В него ведь девы влюблены.
Душа, избитой как скотины…
Бешусь, как съевши белены!»
Вот пригонял порою поздней,
И утром с темью выгонял,
Не знать чтоб лыбившихся козней,
Не мчался б смеха буйный вал!
Быстрей от взоров всех чтоб скрыться
И не терпеть гнетущ позор,
И их в злорадстве оптом лица
Не видеть аж до мрака пор,
Когда они в сны удалятся,
Его с того забудут враз,
Не издадут сарказма клаца,
Ну и хихиканья гримас.
Но пить, коль пас, ему хотелось,
Ведь изнывал, ох, от жары…
Напиться к озеру нёс смелость
(Пасти не лёгкие труды!).
Так за скотинушкой походишь,
Что усталь вытянет язык…
А молодых годов всего лишь!
Вот жажды, жажды сразу пик!
И вновь касаются уж губы
Того вмиг озера, он пьёт
Отраду… Страсти эти любы,
Как будто впрок на целый год!
И так однажды страсть умеря,
Вновь видя лик свой не мужской,
Имел вид загнанного зверя,
Сидел печально, бит тоской…
Вдруг появилась чудо‐Дева,
В руках держала два ведра
Пустых… Всласть лился звук напева
Из уст её, была бодра!
Шла, зачерпнуть чтоб здесь водицы,
Уж очень здесь та хороша!
Невольно встретились их лица…
Его скукожилась душа…
Готов был, в ад хоть, провалиться!
Ведь некрасивый он типаж…
– Ты что грустишь? – ему Девица, —
Почто так скорби гложет блажь?
Он промолчал и отвернулся,
Готов был броситься на дно!
И не являл себя в том труса,
Мол, жить не жить – так всё равно…
Но Дева чувственная личность,
Вот хочет чем‐то да помочь.
Ему всё это необычность,
Бежать собрался, было, прочь!
Да та пристала уж серьёзно
И прицепилась, как репей:
– Вонзилось горе, знать, занозно,
Но ты пред ним ввек не робей!
Возьми в помощницы к себе ты,
И с горем справимся вдвоём,
Вмиг будут радости приветы,
С того, быть может, запоём!
– Мне не до радости и песен,
Смотри: отвратен мой как лик,
Хоть он, как девы, и чудесен.
А где в нём мужество? Вот сник…
И надо мной не насмехайся…
– Ты симпатичен, верь‐ка мне,
В тебе вся мужественность класса,
Ты богатырь вовсю, вполне!
Да встрепенётся вмиг любая,
Улыбкой только помани,
Полюбит страстно и без края,
Все будут в счастье ваши дни.
– Не веришь? – он ей всё перечит, —
К воде поди‐ка, посмотри, —
И хорохорится, как кречет,
Вулкан взорвался как в груди!
Идёт она, хоть осторожно:
А вдруг там чудо‐юдо зверь?
Проститься с жизнью, может, можно:
«Ну нет уж, только не теперь,
Когда юна я и красива,
Очаровательнейший вид!»
Идёт за ним, хоть чуть трусливо,
Себя крестивши, всё храбрит…
– Ну вот, смотри отображенье
На глади озера моё!
Оно – моё ввек посрамленье…
Могилы лучше бы быльё!
Подходит к берега та краю,
Головку клонит над водой…
И вдруг! Подобна стала маю,
Когда лик жизни молодой!
Улыбка – солнышка лученье!
В ладошки хлопнула! Восторг!
– Нашлась тарелка, без сомненья!
Печаль всю прочь теперь и морг!
Так вот куда вдруг укатилась,
Когда скользнула раз из рук…
Нашлась! Какая это милость!
И нет душе моей уж мук.
Но я её ведь не достану,
Как здесь большая глубина…
Доплыть как к донному мне стану?
Что упустила, то вина…
А не поможешь ли мне, милый,
Со дна тарелочку достать? —
И так в глаза смотрела с силой,
Что в нём взыграла благодать,
И он, скорее машинально,
Вдохнув побольше, в глубь нырнул!
И вот в руке уж капитально
Была тарелка… Счастья гул
На бережке его и встретил
Той Девы, зов чей ублажил.
Ах, лик её, как лучик, светел,
Очаровательнейше мил!
– Спасибо! То изображенье
Ведь на тарелочке моё.
Ужель несло всё отторженье
Его вон прочь всегда твоё?
Тарелка, знай, то мне подарок,
На ней, вот видишь, мой портрет,
Похож ведь, точен, чуден, ярок,
То на семнадцать дарен лет,
А не прошло ещё полгода.
Ну посмотри и нас сравни:
Он одного со мною рода,
И сотворён в такие дни,
