Дубовая дверь начальственного кабинета мягко закрывается. Я уже не вижу ее символического величия – она скрывается за моей спиной. Все, что остается там, сзади, стремительно уносится в прошлое.
Неслышно ступаю по ковровым дорожкам, шагаю, нет – плыву, не чуя под собою ног, вперед, только вперед. К свету, к солнцу, к свежему ветру – туда, где жизнь полна созидательного смысла. Зеркала, мраморные стены, полированные золотистые поручни отражают мою довольную физиономию, ослепительно сияющую над темными очертаниями строгого элегантного костюма. На ходу развязываю галстук, сдергиваю эту постылую удавку с шеи и расстегиваю жесткий воротник сорочки.
Мимо вельможных мужей, обремененных властью; мимо девушек-секретарей, легких и изящных; мимо доски судьбоносных приказов, мимо доски почета и всеобщего уважения, мимо энергичных молодых управленцев с сильными локтями – мимо власти и почестей – вниз по лестничному маршу, в распахнувшиеся передо мной входные двери схожу на залитый солнцем асфальт – твердь моей опьяняющей свободы.
А здесь!.. Синее небо высоко и бездонно, как мои надежды. Кудрявая зелень деревьев свежа, как вскипевшая во мне молодость. Потоки несущихся машин стремительны и насыщенны, как мои мысли. Седые кремлевские стены поодаль устойчивы и несокрушимы, как мои намерения.
Рухнули ветхие застенки бессмысленности, тяжкие оковы самодовлеющих условностей. Свобода! Ты сладостна и свежа, как молодое вино. Впереди – свет, радость, буйная бесконечная весна!..
Время – таинственно и непостижимо. Оно существует для нас всегда только сейчас, но пожинает плоды прошлого и сеет будущее. Иногда оно растягивается и разжижается, а иногда сгущается до предела выносливости. А иной раз его закрученная спираль стягивается в такой тугой узел, что в один миг и прошлое, и будущее рождают в настоящем самое главное событие в жизни человека.
Нам не известно, какое событие перевернет жизнь. Никогда мы не узнаем заранее, какой человек решительно изменит нашу судьбу. Не всегда самые главные события нашей жизни происходят под рев фанфар и барабанный бой. Часто нам кажется, будто какая-то случайная, а порой и комичная ситуация, – это так, мелочь. А вон тот человек и вовсе лишь зря отнял у нас время. Только оглядываясь назад, спустя годы, прихожу к неожиданному выводу: ни единого лишнего мазка не было на том полотне, которое писал вместе со мной Великий Художник. Поэтому с некоторых пор с уважением и предельным вниманием начинаю относиться ко всему что со мной происходило, учитывая, что судьба – это суд Божий, который вершится каждый миг, каждой встречей, событием…
Впрочем, у нас тут кое-что происходит. Простите, я прервусь на минутку…
…Багровый закат заливает кровавыми подтеками горизонт.
Он отражается в холодных черных зрачках Джеймса Бонда.
Кажется, ничто не может остановить его неумолимого стремления к цели. При каждом движении его мощного пластичного тела там, под черным фраком с белой манишкой, перекатывается мягкой раскаленной сталью звериная сила. Перед решающим рывком он напружинивается, превращаясь в натянутый лук, наконец, тетива испрямляется и выпускает стрелу к цели. Волосатая его лапища готова схватить вожделенный объект… Но недрогнувшая рука затаившегося во тьме врага наносит упреждающий удар. «Ияяяууу!», – вопит Джеймс Бонд от оскорбительной плебейской оплеухи и с грохотом отлетает в угол.
– Что, враг народа, опять провокация не удалась? Иди мышей ловить, паразит, нечего сервелат со стола таскать!
Кот отвечает из темноты зеленой вспышкой глаз и затихает на своем коврике в углу. Фомич возвращается к стакану, нижняя губа – философски оттянута, в глазах – влажная печаль. Глотает, жует и продолжает:
– Спиридоныч – тот человек был обстоятельный. Подойдет ко мне, бывало, протянет свою фляжку, хлебнем с ним по-братски… Потом обойдет он мою теплокамеру. А я там вместо перемычек обрезки свай уложил. Экономия!.. Рацпредложение. Посмотрит, старик, полюбуется… А потом и говорит: «Ум у тебя, Фомич, с искоркой!». Так вот и говорил мне…каждый день. А этот, – Фомич кивает в сторону заката, – Игорёк, который все обнюхивает, обнюхивает…
Да чего там нюхать! И так вся контора знает, что после восьми от Фомича пахнет пивом. Или вином. Или водкой. Ну, в крайнем случае, коньяком… Как гласит закон Фомича, все, что способствует рост производительности труда, не может осуждаться начальством.
– Так вот и говорил: «С искоркой»…
Голова Фомича плавно опускается на согнутое предплечье. Ровно через двадцать минут, что бы ни случилось, она поднимется, и ее хозяин продолжит свой вялотекущий рассказ. Мстительно выждав отступление противника, Джеймс Бонд стремительно прыгает на стол, цепляет когтем кусок колбасы и, басовито мявкнув, растворяется в темноте. Дождался-таки своего часа.
Наступает чудесное время – несколько десятков минут абсолютного покоя, когда дела отложены в сторону, телефон умолк, жажда и голод, давившие на психику и желудок, утолены. Можно подумать, послушать тишину, отдохнуть…
Вот уже почти месяц я работаю «на линии», то есть на стройке. Уютный кабинет в главке сменил на кирзовые сапоги прораба. До сих пор не знаю, правильно ли я поступил. Порой накатывает отчаяние и ностальгия по сытой чиновничьей карьере. Сейчас мне достается со всех сторон: прорабы сторонятся, рабочие насмехаются, начальники пристально изучают.
